Палиндром. Книга вторая

Вот же удивил. А как не быть такому отвратительному запаху, когда Маккейн притронуться к зубам не может, и какая может быть речь о зубной щётке. Посмотрел бы он на этого умника Кубрика, если бы он неделями питался всякой не съедобной дрянью, вперемежку с тем, что не полностью из него вырвется при виде этого морского деликатеса, а затем не просто зубами заболел, а все мысли о них до боли изнылись (а мысли между тем не физическая субстанция, а вот заболели).

Но Кубрик только нос воротит и со своей здоровой колокольни на него смотрит и решает его судьбу – а все больные знают, что здоровый, а особенно врач, никогда не уразумеет его и его насущных проблем. – Он (врач) только симптоматично, то есть частично может их решить. – И как с этим со всем не согласиться, когда даже больной больного часто не поймёт, – один считает водку панацеей от всех болезней, тогда другой считает, что эта его панацея есть источник всех бед и болезней, – то, что говорить об этих здоровых людях, живущих совершенно в другой реальности.

– Вижу, что другого выхода нет, как экстренно приступить к вашему лечению. И для начала вас нужно привести в подобающий вид. А то на вас посмотришь, – Кубрик как сказал, так и сделал, затем сплюнул при виде всего того, что ему опять увиделось в Маккейне и продолжил, – и не скажешь, что вы собираетесь выздороветь. «С такой отвратительной физикой тела и смотреть не хочется, что за рожа, разве человек может желать жить, а что уж говорить о том, чтобы бороться за сохранность всего этого», – не вас так меня переубедят насчёт ваших будущих перспектив, знающие толк в красивых и здоровых людях, красивые люди. Так что другого выхода у меня и у вас нет, и мы должны начать с вашего внешнего вида. – Кубрик в задумчивости почесал подбородок и, сложив всю картину воедино, заявил:

– Вам необходимо избавиться от лишнего веса. – И не дав возможности Маккейну возмутиться, быстро добавил свой императив. – И это не обсуждается. – Но это только на словах легко сказать и не обсуждается, тогда как внутри Маккейна, всё это ещё как обсуждается.

– О чём он вообще?! Да какой на хрен лишний вес, если я с первого шага на корабль только тем и занимаюсь, что скидываю из себя лишний балласт. Блин, откуда у меня все эти словечки? – удивился Маккейн, сбившись на возмущении. Но только на совсем чуть-чуть. – Да я же всего лишь с зубом пришёл к нему, а он мне тут целую программу заготовил. И когда спрашивается, он собирается мне его лечить? Когда до самых нижних пределов похудею? А ведь он вслед за этим для меня ещё что-нибудь эдакое придумает. Обязательно придумает! – подвёл итог своему размышлению Маккейн.

Кубрик между тем нисколько не прислушивается к оханью Маккейна, а с запоминающимся ударением на слова, делает ему предложения:

– У меня к вам только два варианта предложений, либо полная диета, то есть зубы на полку, либо раздельное питание, то есть будете есть то, что вам зуб на зуб не будет попадать.

– Что?! – сорвавшись на голос, не сдержался Маккейн и громко поскользнулся на мокром кафеле ванной, где он в это время в задумчивости пребывал. А как только он от соударения об пол задом, заодно пристукнул зубами друг об дружку, то они такого вероломства Маккейна по отношению к ним не стерпели, – увлёк их фантазиями о скором избавлении от боли, а сам тем временем задумал страшное, полное избавление от них, с помощью края ванной, или в крайнем случае, об собственную коленку, – и все как один возопили о своих правах, как минимум, на обезболивающее.

Ну а Маккейна и так голова идёт кругом и ничего не соображается. И ему бы немного времени, чтобы хотя бы одуматься. Но нет, тут со всех внутренних сторон на него давят. И Маккейн в пространственной растерянности начинает в попытке подняться на ноги, соскальзывать ногами по мокрому полу. Что заставляет его искать поддержки со стороны своих рук, от которых толку, как вскоре выяснилось, тоже мало, и они вслед за ногами начали разъезжаться в свои сторонние стороны. Правда не всё так безнадёжно, и в один из таких ручных закидонов, Маккейн сумел нащупать под ванной некий предмет, на поверку оказавшимся шайбой.

– Она-то что здесь делает? – с удивлением посмотрев на шайбу, задался вопросом Маккейна. Но разве ему на этот вопрос дадут время для ответа, да ни за что. – Не теми вопросами задаёшься?! – взвизгнувший болью зуб мудрости, в один момент поставил точку в этом изыскательском интересе Маккейна. Но на этот раз Маккейн не подогнулся под зубным давлением, а его взгляд на шайбу вдруг загорелся странным огоньком. И как только вслед за этим болевым заявлением этого восьмёрочного зуба мудрости, голос подал его собрат с другой стороны (а Маккейн не дилетант в вопросах зубовного скрежета, он только притворяется, что не знает, что значит эта восьмёрка в именовании этого зуба не мудрости, а вечных проблем с ним), то Маккейн, не дожидаясь, когда тот своей невыносимостью подогнёт под себя его разум, сжав что есть силы в руках шайбу, оголив передние зубы, злобно прохрипел: