Пальмы в снегу

– Она имеет в виду шлем, – пояснила Кларенс, – который передал мне Инико от твоей мамы.

– Шлем? – удивился Лаа. Дома он вроде не видел ничего подобного. – Где же она его прятала? Когда мне было семь или восемь, по приказу Масиаса обыскивали все дома и уничтожали предметы, хоть как-то связанные с периодом колонизации.

Килиан моргнул и произнес:

– Что-то похожее было и здесь. По распоряжению нашего диктатора Франко говорить о Гвинее было запрещено, и так продолжалось до самого конца семидесятых. Мы не знали, что за ужасы там творятся после деколонизации.

– Все было настолько плохо, Лаа? – мягко спросила Кармен.

– К счастью, я был маленьким, и, конечно, ничего не помню. Но да, времена были ужасные. Репрессии, притеснения и даже убийства сотен людей. Масиас… он был безумен.

Вернулась Даниэла с конфетами, села за стол, а молодой человек продолжил:

– Наш президент не получил хорошего образования, и его раздражали умные люди. Была такая книга: «История и география Экваториальной Гвинеи», ее написали монахи ордена Святого сердца, так вот, если у кого-то эту книгу находили, человек мог поплатиться головой. На Испанию и испанцев лились потоки грязи, хотя от Испании Гвинея получала экономическую помощь. Когда появились памфлеты, обвинявшие Масиаса в массовых убийствах, он конфисковал все печатные станки. На улицах горели костры из книг, как было у вас в Средневековье. Он отозвал всех студентов-стипендиатов из Испании, а когда те вернулись, многих из них убил. Самое слово «интеллектуал» было под запретом. Остров захватили фанги из континентальной части страны, и это он снабдил их оружием. Мы сегодня отмечаем Рождество… так вот, Масиас запретил католицизм, а вместе с ним и местные культы. Нельзя было совершать паломничество к Великому Маримо в долине Мока… – Лаа потер глаза. – А что еще можно ожидать от человека, который открыто восхвалял Гитлера?

Повисла тишина.

– Но ведь Масиас победил на демократических выборах? – спросил Хакобо.

– Он был великим манипулятором, – отозвался Килиан. – Постоянно мелькал на телевидении и знал, как завоевать сердца людей. Достаточно было пообещать вернуть черным то, что им раньше принадлежало.

– Испанцы доверили остров не тому человеку, когда уходили, – вздохнув, пояснил Лаа.

– И сколько же длился этот кошмар? – спросила Даниэла, пожирая его глазами.

– Одиннадцать лет. С шестьдесят восьмого по семьдесят девятый.

– Я как раз тогда родилась, – сообщил Даниэла, и Лаа быстро подсчитал в уме: девушка оказалась еще моложе, чем он предполагал.

– Представь, Даниэла, он вселял такой ужас в сердца местных жителей, что ни один мужчина не желал идти в расстрельную команду, когда его приговорили к смерти! Чтобы привести приговор в исполнение, пришлось нанимать марокканцев. – Он придвинулся ближе и понизил голос: – Легенда гласит, что Масиас убил всех любовников одной из своих жен. А когда его самого поставили к стенке, он развел руки за спиной ладонями вниз, как будто пытался взлететь…

Даниэла вздрогнула, а Кларенс коснулась ожерелья, которое повязал ей Инико. Чтобы разрядить обстановку, она сказала:

– Пожалуй, хватит об этом. У нас еще Лаа не получил подарки. – Она достала из пакета фетровую шляпу, пару перчаток в тон и экземпляр недавно изданной книги «Гвинея на пасолобинском». – Эту книгу написал испанец, – пояснила она. – Он рассказывает о людях, которые жили в Гвинее в колониальный период. Конечно, в ней отражен только один взгляд – со стороны белых, – но история может тебя заинтересовать… – Кларенс замялась: может, не стоило ему дарить эту книгу? – Но потом воскликнула: – А еще в ней есть фото Хакобо и Килиана!

– Спасибо! – поблагодарил Лаа. – Мне и в самом деле будет интересно.

Он раскрыл книгу и принялся листать страницы, вглядываясь в фотографии. Белые, как правило, снимались в светлых костюмах и неизменных пробковых шлемах, иногда, с ружьями, иногда с мачете, все довольные и улыбчивые. Черные – в потрепанной одежде, лица испуганные. На групповых фотографиях чернокожие мужчины сидели в ногах у белых, на одной из них белый положил руку на голову чернокожему. «Как будто собаке», – с горечью подумал Лаа. Он попытался воскресить в памяти детские воспоминания, но так и не смог ничего припомнить. Похоже, он был слишком мал. Может, у Инико получится что-то узнать?

Килиан и Хакобо стали рассказывать о Санта-Исабель, о красивых домах вроде Каса Мальо на бывшей Авенида Алонсо XIII, об автомобилях того времени, вспомнили названия судов, входивших в гавань: «Плюс Ультра», «Домине», «Сиудад де Кадис», «Фернандо-По», «Сиудад де Севилья»… У Килиана перехватило дух. «Суидад де Севилья», комфортабельный корабль, в середине семидесятых встал в док на ремонт, потом снова плавал, но над ним словно злой рок навис: он дважды горел, попал в жесточайший шторм… и все же, и все же после семидесяти шести лет службы, все еще был на плаву. Не похожи ли их судьбы?

Он покачал головой и вздохнул: