— Для тебя ведь стараемся, — улыбался отец. — Руди доведет дело до конца и унесет тебя в иное время, в сказочную страну. А я останусь здесь, рядом с мамой. Нет, нет! Не возражайте, мне не дотянуть.
Через год брат и сестра похоронили отца рядом с мамой. Крепившаяся до этого Катя разрыдалась:
— Вот и остались мы, Руди, вдвоем.
— Не смей плакать! — прикрикнул Руди, стараясь суровостью скрыть свое отчаяние.
— Смотрите, какой страшный, — сквозь слезы улыбнулась Катя.
«Она у меня молодец», — с нежностью подумал Руди и мысленно поклялся никогда не грубить сестре. Закончив хозяйственные дела, она всегда заходила в лабораторию. И теплее становилось на душе у брата.
— Ты скоро заменишь мне Мистера Грея, — пошутил он однажды. — Отлынивать он стал, разленилсяа — Заболел он.
— То есть как это? — удивился Руди. — Ах да, понимаю. Где он?
Мистер Грей сидел на кухне перед иллюминатором и безучастно смотрел на проплывающие облака.
— Печень у меня барахлит, — пожаловался он. Брат и сестра вскрыли у Мистера Грея пластиковый живот и заменили «печень» — электронный блок питания. Мистер Грей при этом отчаянно выл и визжал.
— Операцию без наркоза делаете! — кричал он. — Изверги вы! Варвары! Душегубы!
— Не притворяйся, — рассмеялась Катя, понимавшая, что, потешно изображая человеческую боль, Мистер Грей старается развеселить брата и сестру.
— Сердце у тебя тоже пошаливает, — заметил Руди. — Лечись сам. Детали можешь брать у этих, у «пауков». Ни к чему они сейчас, да и энергия на исходе.
Ради экономии энергии даже завтраки и обеды готовили на костре, а потом на очаге, который смастерил Мистер Грей рядом с кораблем.
Однажды ранним утром, когда Катя и Мистер Грей готовили завтрак, Руди ушел далеко в поле. Вот и речка, мостик, уже изрядно покосившийся от времени. А за ним синела вдали почти забытая тополиная роща. Юноша перешел мостик и будто шагнул в давно минувшее детство. Защемило в груди, закружилась голова от запаха трав, от гудения проснувшихся пчел. Не в силах бороться с зовами детства, промелькнувшего как сон, как журавлиный крик в вышине, Руди сел под тем самым мшистым старым тополем и подумал: «А не плюнуть ли на все и уйти в природу?» Он взглянул на розовые облака, башнями громоздившиеся на горизонте, услышал ликующую песню жаворонка. Разве это не счастье? «Нет, — усмехнулся Руди. — Жить бездумной птичьей жизнью — это страшно. А самое главное — мой долг. Я должен довести дело родителей до конца. Но как? С машиной времени ничего не получается. И не получится. Никогда». От этой внезапно возникшей и беспощадно ясной мысли юноше стало так жутко, что он обхватил голову руками и застонал. И вдруг услышал голос:
— Не отчаивайся, мальчик.
— Я уже не мальчик, — обиделся Руди и, вздрогнув, оглянулся по сторонам.
— Ах, извините, пожалуйста. Забыл. Ты сейчас взрослый дяденька. — Насмешливый голос слышался из кустарника, в котором еще вился утренний туман. И голос как будто знакомый.
«Дед. Опять он мне чудится», — подумал Руди и, закрыв глаза, представил: вот сейчас выйдет из кустарника самый настоящий дед, этакий патриарх с седой окладистой бородой и в лаптях. Кустарник зашумел, оттуда как будто и в самом деле кто-то вышел. Руди открыл глаза и обомлел: перед ним на бугристых корнях сидит дед. Не в лаптях, правда, а в старых стоптанных сапогах. На нем серые штаны с неумело пришитыми заплатами на коленях и пиджачок, мешковато сидевший на худых плечах. Но лицо точно такое, какое нарисовал Руди в своем воображении: густая белая борода и веер морщинок вокруг веселых насмешливых глаз.
— Ты… ты мираж?
— Ха! Ха! Ха! Господи, до чего забавные эти люди, — расхохотался дед. — Увидят хоть чуть-чуть необычное и сразу же: «Караул! Мистика! Мираж!»
Руди присмотрелся. Сквозь ветви упал лучик света и заиграл, заискрился на седой бороде. Кружившийся вверху сухой лист опустился на дедово плечо, с шорохом скользнул по пиджаку и упал на землю. Ничего не скажешь, все — как в действительности. Желая убедиться в осязаемости деда, Руди пощупал его штаны и даже подергал их. Да так неловко, что заплата затрещала, разошлась по шву и повисла лоскутом. — Но-но! — нахмурился дед. — Зачем же штаны рвать.
— Смешной ты, дедушка, — несмело улыбнулся Руди. — Ну как есть живой.
— Я и есть живой. Ты видишь мою человеческую ипостась, шагнувшую в пространство из дерева.
— Из дерева? Ты одновременно и человек, и вот этот древний тополь? Что за чушь?
— Вот что, мальчик… Ой, извини, пожалуйста. Ты уже большой дяденька, — хохотнул дед и, посерьезнев, продолжал: — Вот что, дяденька Руди. Отнесись внимательно к тому, что услышишь. Это очень важно. Только с моей помощью ты сумеешь проникнуть в прошлое и вернуть планету на прежний и нормальный путь развития.
— Не шути, дед. — От волнения у Руди заколотилось сердце. — Для меня это и в самом деле важнее жизни. Не шути.
— Я и не шучу. Отбрось привычные представления и пойми, что на этой планете все пошло наперекосяк после ядерной войны. Появились какие-то вихри во времени. Животный мир погиб, а растительный приспособился.