Паломники. Этнографические очерки православного номадизма

В своем рассказе об опыте своеобразного религиозного волонтерства и о личном почитании Ксении Блаженной Мария говорила о святом месте, связанных с ним эмоциях, его силе, притягивающей паломников, приходящих и приезжающих к нему или посылающих туда письма, но сама фигура святой, а тем более ее статус юродивой, совсем ее не занимали. Такие яркие детали жития Ксении, как смена собственного имени на имя безвременно умершего мужа и переодевание в его одежду, были для нашей собеседницы, недавно вышедшей замуж, лишь свидетельством сильной супружеской любви. В отличие от Беаты, она не готова была увидеть в смене одежды и имени намек на трансгендерность Ксении или прочесть приобретение ею статуса вдовы как освобождение от патриархального семейного устройства. Тем более Марии не приходило в голову думать о Ксении как о воплощении политического протеста, активистке, которая принимает на себя подвиг юродства, чтобы обличать сильных мира сего или, при отсутствии площадок для открытого обсуждения общественных проблем, служить гласом безмолвного большинства. Выражением юродства, личиной безумия, под которой скрывалась подлинная святость, для Марии, как и многих других верующих, было добровольное изменение Ксенией своего социально-экономического статуса, сознательный отказ от комфортной жизни в своем доме, раздача имущества и жизнь на улице. В стране, где многие не понаслышке знают о бедности и помнят нищету 1990-х годов, именно это – настоящий признак юродства. Она беднее всех, кто к ней приходит за помощью, и ее убожество, вместе с перенесенными страданиями, делают ее понимающей, сострадающей и близкой. Юродству (какое искала Беата и другие, искренне интересующиеся русской культурой и ее будущим люди) как островку потенциального либерализма, странному, одетому в экзотичные наряды, но все-таки узнаваемому для западного взгляда, юная Мария противопоставляла юродство консервативное.

Я была рада, что Беата не стала спрашивать Марию о юродстве «Пусси Райот», и благодарна им обеим за то, что они помогли мне увидеть связь между разными сюжетами, из которых сложилась эта книга, и мое место в ней как исследователя и рассказчика. В сущности, обе они, каждая на свой лад, искали в религии аутентичность, лаконичную аксиому русскости в одном случае и подлинность экзистенциального опыта – в другом. Моя же дорога в эту страну была совсем иной, но без знания других путей, в том числе и подсказанных мне Марией и Беатой, она осталась бы для меня закрытой.

Многим замечательным людям я благодарна за помощь в работе над этим многолетним исследовательским проектом. Начинался он в рамках работы этнографической экспедиции факультета антропологии (тогда – этнологии) Европейского университета в Санкт-Петербурге под руководством Александра Панченко и Сергея Штыркова. Мои коллеги по экспедиции Анна Кушкова, Маша Вадейша, Елена Мигунова, Александр Львов, Марина Хаккарайнен, Екатерина Мельникова, Оксана Филичева, Вероника Макарова, Светлана Подрезова, Виктория Панченко щедро делились собранными материалами, светлыми идеями и человеческим теплом. Вместе с Анной Кушковой, Натальей Окашевой и Татьяной Ваграменко мы ездили в первые для меня паломнические поездки. Мои преподаватели по Европейскому университету, в котором я окончила аспирантуру, учили меня смелости и самостоятельности, требовательности к себе, и если что-то из этого мне не вполне удается, это точно не их вина. Я всегда вижу Альберта Кашфулловича Байбурина главным критиком, читающим мои тексты, даже если он этого вовсе не делает.