Память

Увы, не будь даже припадков, Майлз думал, что он теперь больше на это не готов – ни физически, ни умственно, ни морально. Во всяком случае, не в той манере, как они с Айвеном обычно это проделывали – в возрасте чуть моложе, чем Мартин сейчас. Чудо, что они не убились. В то время они были уверены, что дело в их выдающихся форских способностях, но теперь, задним числом, это больше смахивало на божественное вмешательство.

Игру начал Айвен. Каждый из кузенов по очереди брал на себя управление флаера и летел по глубокому, извилистому ущелью, пока второй либо не сдавался, постучав по приборной панели – на манер хлопка по ковру в боевых единоборствах, – либо не расставался со своим завтраком. Чтобы пролететь как надо, нужно было сперва отключить некоторые контуры безопасности флаера; Майлзу не хотелось бы, чтобы Мартин узнал об этой хитрости. Сперва Майлз обходил Айвена по очкам, просто не завтракая перед полетом в качестве меры предосторожности, пока тот не разгадал, в чем дело, и не начал настаивать на совместном завтраке, дабы гарантировать честную игру.

Майлз выиграл последний раунд, спровоцировав Айвена на ночной полет. Айвен летел первым и протащил их через ущелье живыми, хотя побелел и обливался потом, когда они выскочили из последнего виража и машина выровнялась.

Майлз принял эстафету и выключил фары флаера. Надо отдать должное мужеству Айвена: тот рванулся и с воплем принялся давить кнопку аварийного катапультирования (отключенную) лишь когда сообразил, что кузен ведет флаер по ущелью на той же скорости, но с закрытыми глазами.

Майлз, конечно, не удосужился упомянуть, что за последние три дня он более шестидесяти раз пролетел по этому маршруту с той же самой скоростью при дневном свете, постепенно затемняя колпак кабины до полной непрозрачности.

И это был последний раунд той игры. Айвен больше никогда не бросал ему вызов.

– Чему вы улыбаетесь, милорд? – поинтересовался Мартин.

– А-а… ничему, Мартин. Здесь заложи вираж направо, и пролетим над серединой вон того лесного массива. Мне любопытно посмотреть, как поживают мои леса.

Его вечно отсутствующие в Округе предки-Форкосиганы большей частью тратились на требующие минимального присмотра разновидности сельского хозяйства. После пятидесяти лет лесных работ превосходная твердая древесина была почти готова к постоянной выборочной вырубке. Скажем, лет через десять? Участки с дубами, кленами, вязами, орешником гикори и березами соперничали в красоте под осенним солнцем. Тут и там по крутым склонам были разбросаны изящного темно-зеленого оттенка вкрапления морозоустойчивого, созданного с помощью генной инженерии черного дерева; новая порода – точнее, новая для Барраяра, – завезенная лишь тридцать лет назад. Интересно, на что пойдут все эти деревья: на мебель, дома и другие полезные вещи? Хочется надеяться, что хоть некоторые из них превратятся в нечто прекрасное. Скажем, в музыкальные инструменты, скульптуры или инкрустацию.

За соседними холмами в небо поднимался столб дыма. Майлз нахмурился. – Давай-ка туда, – распорядился он Мартину и показал рукой. Но стоило им подлететь, как Майлз обнаружил, что все в порядке: это просто бригада терраформистов выжигала еще один склон холма от ядовитого местного кустарника, прежде чем обогащать почву удобрениями из земной органики и высаживать в нее крошечные саженцы.

Мартин облетел вокруг, и полдюжины человек в респираторных масках, задрав головы, радушно помахали флаеру, совершенно не зная, кто же наблюдает за ними оттуда. – Покачай им в ответ крыльями, – велел Майлз, что Мартин и исполнил. Интересно, на что это может быть похоже: изо дня в день выполнять подобную работу, метр за метром преобразовывая Барраяр по старому, не требующему высокой технологии, способу. Но, по крайней мере, чтобы оценить, удалась ли твоя жизнь, в этом случае достаточно просто оглянуться.

Оставив позади лесные плантации, они продолжили путь на запад над складчатыми красно-коричневыми холмами, тут и там украшенными заплатками земной зелени, которая отмечала где места человеческого обитания, а где – дикую растительность. Слева поднимались все выше припорошенные снегом серые горы. Майлз откинулся на спинку кресла и ненадолго прикрыл глаза, ощущая беспричинную усталость; хотя ел и спал он как обычно. Наконец вопросительное бормотание Мартина заставило его открыть глаза, и он увидел, как вдалеке сверкает озеро возле Форкосиган-Сюрло, которое изогнутой, длинной полосой простиралось на запад между пестрых холмов.