Память и мышление

Но дело не в частичных поправках к этому закону. Дело в том, что если не смешивать его с законом знания результатов, то закон эффекта, утверждающий, что — «чем больше удовлетворение или неудобство (discomfort), тeм больше усиление или ослабление связи», не только не соответствует действительности, но извращает ее максимально. В качестве критического эксперимента для опровержения этого закона я предлагаю использовать известный опыт Куо: крыса находится в ящике, в котором к пище ведут четыре дороги — одна самая длинная; другая — на которой крыса получает электрический удар; третья — с задержкой на 20 секунд и четвертая — самая короткая. В результате крысы быстро оставляли дорогу с электрическим ударом, позже — дорогу с задержкой, еще позже — длинную дорогу и так выучивались самой удобной дороге[ 55 ]. Что доказывает этот опыт? Крысы запомнили быстрее всего самую неприятную дорогу, где их ожидала боль, вообще запоминали дороги пропорционально связанным с ними неприятностям, и самая удобная дорога была та, которой они выучились позже всех других. Насколько тенденциозны сторонники «закона эффекта», демонстрирует их до крайности натянутая интерпретация этого опыта: деятельности, сопровождаемые успехом, охотнее повторяются, поэтому они больше повторяются и в результате лучше усваиваются. Но ведь в этом опыте выход по удобной дороге был усвоен в последнюю очередь!

Другим примером того, как мешает современной психологии непризнание того, что при прочих равных условиях лучше всего запоминается неприятное, может служить работа К. Левина и Б. Зейгарник «Удерживание удавшихся и неудавшихся решений» (Das Behalten erledigter und unerledigter Handlungen), открывшая серию аналогичных работ (Овсянкина, Биренбаум, Гоппе) под руководством Левина же и повторенная с некоторыми изменениями Шлоте. Факт, установленный Левином и Зейгарник и подтвержденный Шлоте, бесспорен: запоминание нерешенных заданий лучшее, чем решенных. Но при чтении этих работ поражают невероятная сложность и абстрактность даваемых объяснений, апеллирующих то к гештальтпсихологии[ 56 ], то к детерминирующей тенденции Аха, тогда как под руками самое простое объяснение: неприятное (неудавшееся) запоминается гораздо лучше приятного (удавшегося).

Эббингауз обосновывает положение, что «ассоциирующая сила приятно окрашенного чувства должна считаться решительно большей, чем неприятно окрашенного», ссылкой и на простое наблюдение: он сочувственно цитирует Жана Поля, что «надежда и воспоминание — розы из одного ствола с действительностью, только без шипов», и указывает, что, «поскольку человеческие мысли выбирают определенный исходный пункт, они предпочитают направление на приятное»[ 57 ]

. Но последнее утверждение относится не к памяти, а к мышлению, а розовая окраска воспоминаний о прошлом имеется обыкновенно у тех, кто плохо чувствует себя в настоящем (например, старики, неудачники и т. п.). Нет недостатка в мрачных воспоминаниях, но (и в этом Эббингауз прав) мы предпочитаем о них не думать, однако это скорее уже мышление, а не память. Ссылаться на простое наблюдение вообще надо с осторожностью, но если надо это делать, то нельзя не признать, что неблагодарность — распространенный порок, да и злопамятство нередко встречается. Но самое поразительное то, что, когда мы судим какого-либо человека, Мы обыкновенно очень сильно помним его проступки и столь же сильно забываем положительные поступки его.

Сторонники теории тенденции забывать неприятное видят в этой тенденции полезное для жизни приспособление — охрану от болезненных переживаний. Очень сомнительно, чтобы такое забывание было всегда выгодно. Легко вообразить, какая судьба ждет животное, забывающее то, что причиняет страдание: оно обречено на быструю гибель, как ультра неосторожное. Именно на памяти о страдании основывается осторожность.

2. Судьба пережитого чувства.

Как показывает анализ первых воспоминаний детства, не все эмоциональное одинаково хорошо запоминается: лучше всего запоминается, при прочих равных условиях, неприятное. Но и не все неприятное одинаково запоминается: максимально хорошо запоминается при прочих равных условиях то, что вызвало страдание, страх или удивление.

«Внимание, когда оно возбуждается внезапно и сильно, постепенно переходит в удивление, а это последнее — в изумление и оцепенение. Последнее душевное состояние близко примыкает к ужасу»[ 58 ]. К. Бюлер[ 59 ] констатирует, что в самом раннем детстве удивление в сущности есть только меньшая степень страха. Таким образом, с генетической точки зрения удивление родственно страху. Значит, при прочих равных условиях наиболее запоминается то, что вызывает страдание и страх.