Далее. Летний бросок на Киев, битва под городом, разгром половецкого войска, в результате чего Игорь бежал в одной лодке с Кончаком, — все это никак не характеризует Игоря как «друга» половцев, плохого полководца или инициатора «котор» (распрей). Половцы были призваны не им, а Святославом, степняки сами «смятошася от страха» перед превосходящими силами Рюрика Ростиславича.
Вся эта междоусобная каша была вызвана тем, что Мономаховичи отняли у Святослава Всеволодовича великий киевский стол, на котором он сидел по династическому и возрастному старшинству с 1176 года. .Политический результат сражения под Киевом оказался, однако, следующим: Рюрик Ростиславич «размыслив с мужи своими угадав бе бо Святослав старей леты» и «урядився с ним съступися ему старейшиньства и Киева, а собе взя всю Русскую землю». Итак, старшие Ольговичи затеяли эту междоусобицу и призвали половцев на Мономаховичей вынужденно, отстаивая принципы феодального права и свою фамильную честь. По тем же причинам «мечом крамолу ковал» их знаменитый предок Олег Святославич, но его внук Игорь ни разу за свою жизнь не обращался за военной помощью к половцам.
Он исповедовал принципы, провозглашенные в поэме. Поучаствовав как вассал в довольно мелких усобицах 1180-го (походы на Друцк и Киев), Игорь Святославич двадцать два года, до конца своих дней, воздерживался от братоубийственных распрей, лишь один раз, в 1196 году, вынужденный вместе со всем «Ольговым гнездом», предъявившим свои законные права на великий стол, изготовиться к отпору военной коалиции князей Киева, Смоленска, Владимира и Рязани.
История числит единственное междоусобное сражение, предпринятое Игорем, — в 1184 г. он «взях на щит город Глебов у Переяславля». Это зафиксировано в летописной повести о походе Игоря, включено в покаянную «его» речь, и современные историки вовсю кают Игоря именно за сей поступок, хотя надо бы каять владельца этого города — Владимира Глебовича переяславского, который незадолго перед тем «иде на Северьские городы и взя в них много добыток». Игорь, подчиняясь средневековому рыцарскому кодексу, не мог не ответить на «обиду», чтобы не потерять уважения к себе со стороны вассалов, бояр, воевод, дружины, да и врагам он обязан был показагь силу и спасти свою «честь»…
Полнее, ярче и правдивее, чем участника усобиц, Игоря характеризует то, что он, располагая множеством городов, обширными плодородными землями, сильной дружиной и приличным вассалитетом (Путивль, Курск, Рыльск, Трубецк), восемнадцать лет своего новгород-северского княжения подавал пример. соблюдения династической «лествицы», не .сделал ни одной попытки выступить против такого никчемного и вероломного князя-сюзерена, как Ярослав, до самой его смерти не попытался овладеть Черниговом. И за четырехлетнее великое черниговское княжение Игорь Святославич ни разу не принял участия в феодальных войнах, хотя существовала возможность и даже в некотором смысле необходимость хотя бы одной такой войны.
Итак, будучи поэтом, человеком, настроенным, очевидно, несколько романтически, Игорь и в политике, и в литературе выступал за неуклонное соблюдение династического права по старшинству княжеской «лествицы». Образцом для него была единая и могучая Русь времен Владимира Святославича, хотя Игорь ясно понимал, что его великого предка, «того старого Владимира нельзе бе пригвоздити къ горамъ киевскымъ», хорошо знал жестокую реальность истории, в том числе «первых времен усобицы», и считал, что только единение князей может спасти Русскую землю от грядущей внешней опасности. Не намереваюсь отводить все упреки, адресованные в «Слово»ведении Игорю, не собираюсь его идеализировать — он был сыном своего века, но есть достаточные основания для его защиты от чрезмерных осуждений и предвзятых оценок. Повнимательней присмотримся к облику Игоря, отразившемуся в летописях.