Память льда. Том 2

Но т’лан айи ушли, молчанием отвечали на её отчаянный зов — и теперь погиб Скворец. И две женщины, на безмолвное присутствие которых Серебряная Лиса так привыкла полагаться — куда больше, чем они сами могли бы вообразить. Обе погибли, защищая её.

Скворец. Всё, что было в ней от Рваной Снасти, преисполнилось неутолимой печалью. От него она тоже отвернулась. Но Скворец всё равно встал на пути Каллора.

Сделал это потому, что остался тем человеком, каким был всегда.

А теперь потеряны и т’лан имассы. Смертный, Итковиан, Кованый щит без бога, человек, который принял в себя тысячи убитых в Капастане, распахнул перед ними объятия…

Невозможно принять боль т’лан имассов. Даже оставайся бог по-прежнему с тобой, он отказал бы. Невозможно. Их слишком много. А ты? Ты — лишь один человек, одинокий, ты не сможешь нести их бремя. Это невозможно.

Столь отважно.

Но невозможно.

Ах, Итковиан…

Серебряная Лиса чувствовала себя побеждённой — отвагой, но не своей — сама она смелостью никогда не отличалась — нет, храбростью людей вокруг. Со всех сторон: Колл и Мурильо, одержимые ошибочным пониманием чести, похитили её мать и наверняка даже сейчас берегут и охраняют её — умирающую; Скворец и две женщины; Итковиан. И даже Тайшренн, который пострадал — сильно, — когда открыл свой Путь, чтобы отбросить Каллора. Такая безрассудная, трагически неуместная отвага…

Я — Ночная Стужа, Старшая богиня. Я — Беллурдан, теломен, Сокрушитель черепов. Я — Рваная Снасть, бывшая прежде смертной. И я — Серебряная Лиса, заклинательница костей из плоти и крови, Призывательница т’ланов.

И я побеждена.

Смертными…

Небо над ней потемнело — Серебряная Лиса подняла взгляд. И поражённо замерла…

Волк метался, бился о костяные прутья клетки — его клетки… о мои рёбра. Он в ловушке. Умирает

…

И я делю с ним эту боль.

Грудь горела огнём, вспышки мучительной агонии хлестали, будто снаружи гроза с градом терзала кожу на рёбрах…

…но буря не усиливалась, наоборот, как будто стихала, словно с каждым ударом что-то передавалось ему, дар…

Дар? Эта боль? Но как… что это? Что приходит ко мне?

Стар, так стар. Горькие и сладкие, полузабытые мгновения удивления, радости, горя — буря воспоминаний, не его — слишком много, валятся словно ледышки, затем тают в ярком столкновении — Ток чувствовал, как тело немеет под этим напором…

…вдруг его потащили прочь…

Ток заморгал в темноте, единственный глаз был так же слеп, как и второй — тот, что он потерял у стен Крепи. Что-то рвалось в уши, кажется, звук. Вопли, пол и стены дрожат, цепи рвутся, с низкого потолка сыпется пыль. Я здесь не один. Кто? Что?

На каменной плите рядом с его головой оставили борозды когти — жадные, тревожные.

Тянется. Хочет меня. Кто? И кто я ей?

Взрывы загрохотали ближе. И голоса, отчаянные крики по ту сторону стены… видимо, в коридоре. Звон оружия, вопли, хрип, звон доспехов — части брони падают на пол.

Ток повернул голову — и увидел кого-то во тьме. Огромное, напряжённое, визжащее, воющее без передышки. Огромные когтистые лапы умоляюще тянутся… тянутся…

Ко мне.

В пещере вспыхнул сероватый свет, мгновенно осветил чудовищную, заплывшую жиром рептилию, прикованную к стене напротив Тока. В глазах твари светился ужас. Камни рядом с ящером были изборождены глубокими царапинами, метками безумия, которые вызвали у малазанца ужас… ибо это безумие он опознал в себе самом.

Она… она — моя душа…

Провидец стоял перед ним, его движения были отчаянными, дёргаными — тело старика, которое так давно одержал яггут, разваливалось на куски. Монотонно напевая себе под нос какое-то песнопение, Провидец, будто забыв о Токе, подходил всё ближе и ближе к Матроне, к Матери.

Гигантская тварь съёжилась, когти скрежетнули по камню, когда она прижалась к стене. Крики рептилии не прекращались, гулко отражались от свода пещеры.

Провидец держал что-то в руках, бледное, гладкое, продолговатое — яйцо, но не птичье. Яйцо ящерицы, увитое сероватой магией.

И чары крепли с каждым словом песнопения.

Ток видел, как что-то вырвалось из тела Матроны, сияние силы, которое устремилось было вверх…

…но угодило в паутину чародейства, в колдовской силок, который затем утянул свет внутрь яйца, что лежало в руках Провидца.

Крики Матроны внезапно оборвались. С бессмысленным всхлипом рептилия опустилась на пол.

В оглушающей тишине пещеры Ток яснее расслышал шум битвы в коридоре. Ближе и ближе.