Память [Новеллы]

Нам известны пророческие слова Владимира Ильича Ленина, написанные в 1908 году: «Пролетариат и в Индии дорос уже до сознательной политической массовой борьбы».

Вот перед нами стоит юноша со стопкой ленинских книг, смущенно поглядывает на продавца: Сахиру и хочется поговорить с советскими людьми, и нужно ехать. Уже вечер. Когда он доберется до своей деревни.

Сахир снова склонился над книгами. Теперь он перебирал тоненькие сборники стихов.

— Здесь много добрых строк о вашем народе, о ваших воинах, — продавец кивнул на поэтические сборники. — Вот, например…

Амер взял одну из книжек, перелистал, нашел нужное стихотворение.

— Оно так и называется: «Двадцать второго июня сорок первого года». Поэт Бишну Де верил в вашу победу.

Амер переводит несколько строк…

Во мраке военных днейПорой кажется, что нет надежды…Но победа обязательно придет,За свою землю сражаются солдаты России.

— Эти стихи написаны на бенгали… А вот другой сборник… Маннулал Шарма Шиль пишет на хинди… Стихи называются «На страже мира…» О героях Москвы и Ленинграда…

Сахир выбирает несколько поэтических сборников.

— Эти книги тоже нужны! — говорит он.

Мы прощаемся… Сахир подходит к велосипеду, прислоненному к стене, привязывает стопку книг. Еще раз кивком прощается с нами.

…На Чаупати я несколько раз посмотрел на часы.

— Сколько? — спросил мой спутник.

Я ответил.

— Он только выбрался из Бомбея, — сказал спутник…

— Да… Только выбрался…

Я отвечал машинально, продолжая думать о Сахире. Доберется он до деревни в полночь. На рассвете ему нужно будет встречать ребят, учить их буквам…

А вечером учить взрослых большой, самой нужной науке…

Мирный мед

Эта встреча произошла во время Олимпийских игр в Токио, на стадионе Мейдзи.

Мой товарищ сказал мне на узбекском языке одну незначительную фразу.

Невысокий, солидный японец, который только что подошел к стойке бара, резко повернулся к нам, удивленно развел руками, словно собираясь броситься в объятия.

А потом с шиком произнес два слова:

— Саломат… Рахмат…

Довольный, он весело засмеялся, осматривая нас, как давних знакомых.

— Здравствуйте…

Был жаркий день. На стадионе Мейдзи бушевали болельщики. Некоторые уходили с трибун стадиона, чтобы выпить бутылочку холодной воды. Но все торопились, не желая задерживаться в баре. Не было времени и у нас. Но японец отвел в сторону, усадил за маленький столик, сам принес несколько запотевших бутылочек.

Как мы уже догадались, он был из тех, кому удалось побывать у нас в гостях в Узбекистане.

У этого человека мирная профессия. Он — врач.

— А мой друг — садовод. Вы бы только взглянули на его деревья, на огороды! — воскликнул врач. — Это редчайшая коллекция.

И он заговорил о друге, который в плену очень интересовался узбекскими фруктами и овощами.

— Особенно дынями. Нашей работой руководил один техник, молодой, веселый узбек. Говорил, что это лучше, чем рыть окопы. — И врач вздохнул. — Он прав…

Видно, друг нашего знакомого действительно страстно любит землю и творит чудеса. Земля Японии не щедра. Нужно вложить много труда, чтобы вывести редкие сорта дынь. Врач тоже со знанием дела рассуждал о вкусе узбекских дынь, хвалил сорта «кокча», «гуляби», «койбаш». Произносил он эти названия почти без акцента, только выделял шипящие буквы.

— Вот видите, — заключил врач не без гордости и пояснил: — Мой друг только об этом и говорит. Он переписывается с узбекскими бахчеводами, получает посылки.

Обычай народа

От блестящей Гиндзы в разные стороны убегают улочки без названий, с маленькими, словно игрушечными домиками, без номерных знаков.

Говорят, что Рихард Зорге великолепно ориентировался в этом сложном токийском лабиринте.

В темных переулках он встречался со своими друзьями… Бранко Вукелич, Макс Клаузен, Одзаки, Мияги… Конечно, это не все. У него их было больше.

— У него их были миллионы… — однажды сказала Ханако Исии…

Двадцатисемилетняя женщина впервые увидела Зорге и познакомилась с ним на Гиндзе, в ресторанчике «Рейнгольд».

Рихард Зорге сидел в одиночестве, отмечая свое сорокалетие.

Это было в 1935 году.

Через девять лет его казнили.

На кладбище Тамобати мы стояли у небольшого скромного надгробия. На нем высечены латинскими буквами и азбукой канакана имя, фамилия, даты рождения и смерти.

На обратной стороне надгробия короткая надпись. Нам сделали дословный перевод с японского.

«Здесь покоится герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за мир во всем мире».

И конечно, цветы… Много цветов.

— Их приносят каждый день… Особенно сюда… — подчеркнул управляющий кладбищем.

Он покосился в сторону огромных, тяжелых памятников.

Тамобати — мемориальное кладбище. Здесь погребены и останки крупных генералов, тех самых, которые мечтали о мировом господстве.

У памятников никого не было.

Сейчас на могиле вместо скромного надгробия Рихарду Зорге сооружен памятник, на котором появились новые слова — Герой Советского Союза…