Несколько лет назад я провела эксперимент, в ходе которого люди играли роль присяжных, принимавших участие в разбирательстве уголовного дела. Сначала они прослушивали описание ограбления с убийством, затем – доводы обвинения и доводы защиты. Согласно одному варианту, сторона обвинения представляла только косвенные улики. При наличии таких доказательств только 18% «присяжных» признали «обвиняемого» виновным. В другом варианте сторона обвинения выступала точно так же, за одним исключением: были предоставлены показания одного свидетеля – продавца, который опознал в обвиняемом преступника. На этот раз обвинительный вердикт вынесли 72% присяжных.
Опасность, которую влекут за собой показания свидетелей, очевидна: кого угодно можно признать виновным в преступлении, которого он не совершал, или лишить заслуженной награды исключительно на основе доказательств, предоставленных свидетелем, который заставляет присяжных думать, будто достоверно помнит произошедшее. Свидетельские показания настолько весомы, что способны повлиять на мнение коллегии, даже если было доказано, что они являются ложными.
Люди в целом и присяжные в частности с такой охотой верят свидетелям, потому что по большей части память служит нам относительно хорошо. Но от нас редко требуется абсолютная точность воспоминаний. Когда друг рассказывает нам, как провел отпуск, мы не спрашиваем: «Ты уверен, что в твоем номере было два стула, а не три?» И после похода в кино никто не задает вопросов вроде: «Ты уверен, что у Уоррена Битти[106]
были волнистые волосы, а не кудрявые?» Если мы и допускаем ошибки, никто не исправляет их и не обращает на них внимания, а наши воспоминания по умолчанию считаются точными.Однако достоверность воспоминаний внезапно обретает принципиальную важность, когда речь заходит о преступлении или об автомобильной аварии. Небольшие детали становятся чрезвычайно значимыми. Носил нападавший усы или был чисто выбрит? Горел на светофоре красный свет или зеленый? Пересек автомобиль сплошную полосу или остался в своем ряду? Дело часто зависит от таких мельчайших деталей, а их получить непросто.
Ошибки в подробностях не означают проблем с памятью – это результат ее нормальной работы. Как мы успели убедиться, человеческие воспоминания не похожи на видеомагнитофонные пленки или кинофильмы. Когда мы хотим что-то вспомнить, мы не просто выдергиваем целое нетронутое воспоминание из некоего хранилища. Память состоит из доступных единиц информации, а любые возникающие пробелы мы подсознательно заполняем, строя предположения. Когда эти фрагменты объединяются и обретают логический смысл, образуется то, что мы называем воспоминанием.
Есть и другие факторы, влияющие на точность нашего восприятия, а следовательно, и на воспроизведение воспоминаний о тех или иных событиях. Имело ли место насилие? Если да, то как много? Было светло или темно? Имелись ли у свидетеля какие-то ожидания или личный интерес? К тому же после того, как человек воспринимает информацию, она не лежит в его памяти без движения, пока ее не вспомнят. Как мы уже убедились, со свидетелями много всего происходит: время идет, воспоминания тускнеют и, что гораздо важнее, свидетель может получить новую информацию, которая присоединится к воспоминанию или изменит его.
Когда совершается преступление, об этом обычно сообщают полицейским, которые приезжают на место происшествия и начинают задавать вопросы. «Что случилось? – спрашивают свидетеля. – Как выглядел преступник?» После того как свидетель сообщит полиции все возможное, его могут попросить поехать в участок и посмотреть на ряд фотографий или помочь полицейским составить фоторобот преступника. Тут речь заходит о другом аспекте человеческой памяти – в сущности, в данном случае свидетель выполняет тест на узнавание. Во время таких тестов участникам научных экспериментов показывают один или несколько предметов (в данном случае фотографию), после чего они должны определить, видели ли они их прежде.
Не стоит забывать о рвении свидетелей, а также об обстоятельствах, которыми обычно сопровождается опознание в рамках уголовного дела. Как правило, полицейские показывают свидетелю несколько фотографий или линейку подозреваемых. В обоих случаях свидетелю демонстрируют лица нескольких людей и спрашивают, знаком ли ему кто-нибудь из них. Свидетель знает, что преступника среди них может не оказаться, но многие полагают, что полицейские не стали бы проводить опознание, если бы у них не было настоящего подозреваемого. Несмотря на то что свидетели изо всех сил пытаются опознать настоящего преступника, когда они не уверены (или когда среди людей, представленных на опознании, нет никого, кто бы точно соответствовал образу в их памяти), они часто показывают на того, кто больше всего соответствует их воспоминаниям о внешности преступника.