Память, Скорбь и Тёрн

Разве Ллут не называет себя больше покровителем арфистов, да еще величайшим покровителем арфистов в Светлом Арде? Эрнистир ведь всегда считался домом музыкантов… — Герцог перегнулся через подлокотник своего небесно-голубого кресла, чтобы погладить руку Эолера.

— Это правда, король Ллут никогда не отсылает своих арфистов, — согласился Эолер. — Прошу простить меня, если я кажусь озабоченным, это ни в коей мере не ваша вина, герцог. Я никогда не забуду вашу доброту. Но я должен признать, что все еще встревожен событиями, которые мы с вами ранее обсуждали.

В добрых голубых глазах герцога появилось участие.

— Я уже говорил вам, мой Эолер, крепитесь, для таких вещей нужно время. Ожидание всегда утомительно и неприятно, но тут уж ничего не поделаешь. — Леобардис жестом отпустил музыканта, который все это время терпеливо ждал, опустившись на одно колено. Музыкант поднялся, поклонился и двинулся прочь.

Оборки его фантастического наряда колыхались, когда он с облегчением присоединился к группе придворных, тоже разодетых в роскошные одеяния. Дамы дополняли изысканные туалеты экзотическими шляпками, украшенными крыльями морских птиц и плавниками сверкающих рыб, разумеется, искусственными. Самые разные цвета украшали тронный зал и одежды придворных: со вкусом подобранные голубые, желтые, бежевые, розовые, белые и морской волны. Казалось, что дворец выстроен из разноцветных морских камешков, до блеска приглаженных мягкой рукой океана.

За спинами лордов и леди двора, напротив кресла герцога, в высокие сводчатые окна было видно зеленое, переливающееся, залитое ярким солнечным светом море. Океан, неустанно бившийся о пенистый мыс, на котором и был воздвигнут герцогский дворец, был живым, пульсирующим ковром. Весь день, наблюдая за тем, как зеленоватые блики танцуют по поверхности воды, или за тем, как море, вдруг успокоившись, становится тяжелым и прозрачным, подобным нефриту, Эолер подавлял в себе жгучее желание выкинуть из зала кричащих и хихикающих придворных, чтобы они не заслоняли ему прекрасный вид.

— Возможно, вы правы, герцог Леобардис, — сказал наконец Эолер, — иногда надо прекращать разговор, даже когда тема жизненно важная. Когда я сижу здесь, мне кажется, что все мы должны учиться у океана. Ничуть не напрягаясь, он получает все, чего хочет… в конце концов он стирает камни, берега, даже горы.

Эти слова куда больше понравились Леобардису.

— Ах да, море ведь никогда не меняется, правда? И все-таки оно всегда разное.

— Это так, мой лорд. И оно не всегда спокойно, иногда на море бывают бури.

В тот момент, когда удивленный герцог поднял голову, сомневаясь, правильно ли он понял истинный смысл замечания графа, в зал вошел его сын Бенигарис. На ходу он небрежно кивнул раскланивавшимся придворным.

— Герцог, отец мой. Граф Эолер, — сказал он, поклонившись каждому в отдельности. Эолер улыбнулся и протянул руку.

— Рад видеть вас, — сказал эрнистириец.

Бенигарис стал выше ростом, чем был во время последней их встречи, впрочем, тогда сыну герцога было всего семнадцать или восемнадцать лет. Прошло почти два десятилетия, и Эолеру было приятно увидеть, что хотя он и был на добрых восемь лет старше, не у него, а у Бенигариса появилось брюшко. Сын герцога был высоким широкоплечим человеком с очень темными глазами под густыми черными бровями. Он был элегантно одет: подпоясанный камзол и стеганый жилет, словом, он удивительно контрастировал со своим благообразным отцом.

— Хеа, прошло довольно много времени, — согласился Бенигарис. — Я думаю, мы можем поболтать сегодня за ужином. — Голос его показался Эолеру натянутым, как будто сын герцога вовсе не был в восторге от такой перспективы. Бенигарис повернулся к отцу.

— Сир Флурен здесь, он просит встречи с тобой. Он сейчас с камергером.

— А, добрый старый Флурен! Вот ирония судьбы, Эолер. Это один из величайших рыцарей, когда-либо рожденных Наббаном.

— Только вашего брата Камариса считали более великим, — быстро перебил Эолер, не склонный углубляться в обсуждение былого величия Наббана.

— Да, мой дорогой брат… — Леобардис грустно улыбнулся. — Подумать только, что сир Флурен здесь как эмиссар Элиаса!

— Вот это и впрямь ирония, — как бы между прочим сказал Эолер.

Бенигарис нетерпеливо поморщился.

— Он ждет вас. Я думаю, ты должен поторопиться с аудиенцией из уважения к Верховному королю.

— Ну и ну! — Леобардис весело оглянулся на Эолера. — Слышите, как мой сын мной командует? — Когда герцог снова повернулся к сыну, граф подумал, что не только веселье было во взгляде старика. Гнев? Озабоченность? — Ну что же, скажи моему старому другу Флурену, что я увижусь с ним… дай-ка подумать… да, в зале Советов. Граф Эолер, вы присоединитесь к нам?

Тут вмешался Бенигарис:

— Отец, я не думаю, что даже такому доверенному другу, как граф, следует выслушивать тайные сообщения от Верховного короля.

— А какая надобность, смею я спросить, в тайнах, которые нельзя узнать Эрнистиру? — спросил герцог. Голос его задрожал от гнева.