— Ну в общественных местах, на вокзале, и возле самого здания. Ну ты понимаешь. И не удивительно, когда война.
— Эльвира, успокойся, у вас в библиотеке не распыляют, и ладно.
— Так я же мимо здания хожу, а там распыляют.
Она села и вдруг заплакала.
— Я устала. За что меня тут жить отправили? Почему не в Патагонию? Не в Австралию? Или там тоже так живут, боятся, в глаза не смотрят?
Ходжаев накапал валерьянки. Она молча проглотила, запила водой.
— Ты все равно поострожней будь, Лизанька.
Она зевнула и пошла в спальню. Как она согнулась за пару лет, шаркает, как старуха.
Ходжаев читал газету.
— Так они и Ташкент возьмут. Будет у нас немецкий порядок. Таджиков оставят, они арийцы считаются. А остальных сровняют.
Лиза налила воды в таз мыть посуду. Вечер сгустился, зажгли лампу.
Лиза любила это короткое время — теплый свет лампы и синева сумерек за окном. Она давно перестала вспоминать свой дом, Москву, ей казалось теперь, что она всегда жила тут у Ходжаевых, и всегда будет. И никто не умрет, не исчезнет, придет спокойная тихая ночь, а за ней светлое прохладное утро.
Однажды Эльвира пришла в слезах: соседка муку купила — в ней железная стружка, хорошо, что просеивать привыкла, заметила. А вдруг там еще маленькие частицы остались? Что делать?
Ходжаев взял магнит и спустился во двор — на газете была рассыпана горстка муки. Водили магнитом долго, ворошили вилкой — железной мелочи оказалось много. Смотрели в лупу — Лизе казалось, что мука неравномерная, есть крупные катышки, темнее.
— Надо в милицию отнести. Кто продал?
— Я не помню уже, на Алайском у ворот стоял, сами знаете как — сунет и в толпу бежать.
Лиза понюхала, вроде ничего.
Эльвира закричала: надо выкинуть, там крысиный яд, наверняка, он белый.
— Ну как выкинуть, сыночку оладьи хотела, — причитала соседка.
Решили насыпать у лестницы — если мыши отравятся, выкинем.
Ночью Лиза услышала тихий разговор. Ходжаев убеждал Эльвиру не выходить из дома. Она сидела одетая, в калошах у двери. Лиза обняла ее.
— Эльвира, надо идти спать, еще рано.
— Нет, я должна проследить, будут ли мыши есть муку. Лизанька, мы все могли отравиться — мы дышали этой мукой, я чувствую в горле душит что-то.
Но спать ушла, утром ей полегчало, и она ушла на работу. К вечеру Ходжаев пришел в больницу к Лизе: Эльвиру забрали в НКВД, она кричала в магазине, что все отравлено.
В НКВД Ходжаев пошел один, Лизу не взял с собой, вдруг у нее документы заберут.
— Лиза, если я не вернусь, пойди по этому адресу к профессору Найману, или сразу к Ильдархану в кишлак. Деньги ты помнишь, где лежат.
Поцеловал ее в лоб.
Она ждала на улице. Красноармеец проверял документы, вертел так и эдак. Видно было, что не уверен, но пропустил. Лиза легко вычисляла просителей, но старалась близко не подходить.
— Девушка, вы записаны?
— Нет, я родственника жду.
— Отойдите дальше.
Встала у арыка. Вдруг подумала, а если Ходжаев не вернется? Вот прямо сейчас возьмут его. Говорят, там во дворе клетки, на жаре, на солнце. И ведро с водой, окатывают тех, кто сознание потерял. Они там ждут ночи, прохлады, а ночью на допрос.
Но Ходжаев вернулся через час, в психиатрическую перевели, слава Аллаху. Перевели, не били даже, сразу поняли, что не в себе. Добрый человек попался. Теперь туда поедем. Лизе хотелось перекреститься. Как няня ее крестилась, когда гроза проходила, гнев божий миновал. Вдруг он опустился на землю. Лиза вдруг вспомнила, как умирал Владимир. Тоже сидел на земле, закрыв глаза.
— Сейчас, Лизанька, посижу и пойдем. Сейчас.
— Алишер ака, не надо, я одна к ней схожу, вам домой надо. Взяла за руку послушать пульс.
Частый, очень частый.
— Домой сейчас пойдем, с утра к ней поедем.
Они медленно пошли, останавливались, зачерпнув из арыка воду, мыли лица. Лиза зашла на почту позвонить на работу: завтра придет позже.
Во дворе стоял шум. Подрались беженки. Которая с узлами, пересматривала вещи. Вчера ее ограбили на улице, и сегодня ей казалось, что не хватает каких-то носков, простыней. Побила соседку: я генеральша, ты воровка. Во время потасовки у нее вывалился из-под юбки пакет с деньгами.
Ходжаевы хотели пройти быстро, но их заметили.
Соседи начали жаловаться, призывать рассудить их, но Лиза оборвала: Эльвира Ахмедовна заболела, в больницу отвезли.
Ходжаев прошел на веранду, выпил воды.
— Ну теперь ночь пережить и пойдем. Главное, что ее перевели в больницу. Она всегда такая была, нервная, и обмороки были, сейчас подлечат, подлечат, — уговаривал себя Ходжаев.
Пришел сосед Матвей: я слышал что Эльвира Ахмедовна заболела. От меня поклон передайте. Если вдруг помощь нужна, по общественной части, скажите.
— Скажем, скажем, спасибо. Извините, мы хотим спать. Сил нет.
Спать не ложились. Сидели на диване, Ходжаев правил свою статью, Лиза читала учебник.
Утром Лиза заварила цикорий, разрезала лепешку пополам, взяла банку кислого варенья из барбариса — на подкуп. Собрались рано, еще восьми не было. Доехали на трамвае. Больница была сразу за вокзалом.