Пан Володыевский

— Ага! — воскликнула с гордостью Бася. — Я знала, что не справится! Я сейчас же подумала, что не справится!

И она захлопала в ладоши.

— А, так ты стоишь за Михала? — спросил Заглоба.

— Э, что тут! Рада, потому что он наш!

Бася встряхнула волосами и умолкла. Из ее груди вырвался тихий вздох.

— Но только заметь и запомни, гайдучок, — сказал пан Заглоба, — что если на поле битвы трудно найти воина лучше пана Кетлинга, то для женщин он еще опаснее; они в него без ума влюбляются из-за его красоты. Он и в любви опытен на редкость!

— Скажите об этом Кшисе, у меня не любовь в голове, — отвечала Бася и, повернувшись к Дрогоевской, начала звать ее: — Кшися, Кшися, подойди-ка сюда на одно слово.

— Я здесь! — сказала Дрогоевская.

— Пан Заглоба говорит, что ни одна панна, увидав Кетлинга, не может в него не влюбиться. Я уже его осмотрела со всех сторон, и ничего, Бог миловал! Ну а ты как? Чувствуешь уже что-нибудь?

— Баська, Баська! — сказала убеждающим тоном Кшися.

— Он тебе понравился?

— Оставь это! Будь благоразумнее. Милая Бася, не говори вздора — вот пан Кетлинг сюда идет!

И Кшися не успела еще сесть, как Кетлинг подошел и спросил:

— Можно присоединиться к обществу?

— Милости просим, — ответила Езерковская.

— Если так, то я осмелюсь спросить, о чем был разговор?

— О любви, — не задумываясь, ответила Езерковская.

Кетлинг сел возле Кшиси. С минуту они молчали, потому что Кшися, всегда спокойная и владевшая собой, робела в присутствии этого кавалера. Наконец он первый спросил:

— Вы действительно говорили о столь приятном предмете?

— Да, — ответила вполголоса панна Дрогоевская.

— Мне приятно было бы узнать ваше мнение.

— Простите меня, но у меня ни смелости не хватит, ни остроумия, и я полагаю, что скорее от вас услышу что-нибудь новое.

— Кшися права, — вставил свое слово Заглоба. — Мы слушаем!

— Спрашивайте, панна! — сказал Кетлинг.

И, подняв глаза кверху, он задумался; потом, хотя ему и не предлагали вопросов, он заговорил, как бы про себя:

— Любовь — тяжелое несчастье: свободного человека она делает рабом. Как птица, пораженная стрелой, падает к ногам охотника, так и человек, пораженный любовью, навсегда остается у ног любимого человека…

Любовь делает человека калекой, — влюбленный похож на слепого: вне своей любви он ничего не видит. Любовь — печаль: кто проливает более слез, кто более испускает вздохов, как не влюбленный? Кто полюбил, тот уже не думает ни о нарядах, ни об охоте; он готов сидеть по целым дням, обняв свои колени, бесконечно тоскуя, как тот, кто потерял близкого человека.

Любовь — болезнь: у влюбленного, как и у больного, лицо бледнеет, глаза впадают, трясутся руки, худеет тело, и человек начинает думать о смерти, или, как помешанный, ходит с взъерошенными волосами, беседует с луной, чертит на песке любимое имя, а если ветер снесет написанное, он говорит: «Несчастье»… и готов зарыдать.

Кетлинг умолк на минуту, казалось, он погрузился в воспоминания. Кшися внимала его словам, как звукам песни, всей душой. Губы ее полуоткрылись, глаза не отрывались от белоснежного лица рыцаря. У Баси волосы совсем упали на глаза, так что нельзя было узнать, о чем она думала, но она тоже сидела тихо.

Пан Заглоба громко зевнул, откашлялся, вытянул ноги и сказал:

— Такая игра свеч не стоит!

— А между тем, — начал опять рыцарь, — если тяжело любить, то не любить еще тяжелее. Ибо кого же без любви удовлетворит наслаждение, слава, богатство, драгоценные камни… Кто же не скажет любимому человеку: «Ты мне дороже целого королевства, скипетра, здоровья, многолетней жизни?..» И если каждый за любовь охотно отдаст жизнь, то любовь ценнее жизни…

Кетлинг умолк.

Девушки сидели, прижавшись друг к другу, удивляясь нежности его слов и его взглядам на любовь, столь чуждым польским рыцарям; но пан Заглоба, который уже немного вздремнул, вдруг проснулся и стал, моргая глазами, смотреть на каждого поочередно и, наконец, очнувшись совершенно, громко спросил:

— Что вы говорите?

— Мы говорим вам: спокойной ночи! — ответила Бася.

— Ах да, знаю: вы говорили о любви! Каков же был конец?

— Подкладка оказалась лучше, чем самый плащ!

— Что и говорить! Меня разморило. И то сказать: страданье, рыданье, воздыханье. А я еще одну рифму нашел: «дреманье», и она особенно удачна, ибо уже поздно. Спокойной ночи всей компании и оставьте любовь в покое!.. И я в свое время был похож на Кетлинга, как две капли воды, и был я так влюблен, что баран мог бы бодать меня сзади хоть целый час, я бы ничего не заметил. Но на старости лет я предпочитаю хорошо выспаться, особенно если любезный хозяин не только проводит меня, но и выпьет со мной на сон грядущий.

— Я к вашим услугам! — сказал Кетлинг.

— Пойдем, пойдем! Смотри, как луна высоко! Завтра будет хорошая погода: прояснилось, — светло как днем! Кетлинг готов до утра говорить вам о любви, но помните, козочки, что он устал с дороги.

— Я не устал, я два дня отдыхал в городе. Но я боюсь, что вы не привыкли ложиться поздно, ваць-панны!

— Слушая вас, не заметишь, как пройдет ночь! — сказала Кшися.

— Нет ночи там, где светит солнце! — ответил Кетлинг.