Пани Эльжбета

Уже в середине сентября случай занес меня в Львовский государственный архив древних актов... впрочем, какой там случай, не буду прикидываться. Я пошел туда сам с конкретной целью: успокоиться. Ибо, согласитесь, ничто не перевело бы так надежно все произошедшее в разряд случайных совпадений и житейских мелочей, как установление факта, что никогда на ул. Волощака во Львове в доме 6, в кв.5 не жила никакая пани Эльжбета. В Архиве древних актов хранится вся документация до 1940 г., в том числе и домовые книги. Я знал это потому, что когда-то случайно попал туда студентом на практике, и познакомился там с интересным человеком, историком и архивистом от Бога, Натальей Петровной. И хотя знакомство было одностороннее: она нам рассказывала об архиве, водила нас по всюду, и мы-то ее хорошо запомнили, а она вот нас поименно вряд ли, я отчего-то ни секунды не сомневался, что, во-первых, найду Наталью Петровну на том же месте, а во-вторых, что она мне поможет.

Предчувствия меня не обманули: Наталья Петровна была там же и та же: дружелюбная и внимательная, и даже свитер на ней, по-моему, был тот же. Меня она, конечно, не узнала, но когда я пояснил, кто я и чего хочу, охотно согласилась мне помочь, сказав придти за информацией через два дня. Не помню, чем я занимался эти два дня и быстро ли они пролетели, помню лишь, как долго пришлось дожидаться в тот раз Наталью Петровну: у них было какое-то совещание. Когда она наконец вышла, то показалась мне усталой и даже встревоженной. Последнее, конечно, было игрой воображения: встревоженным был я. И неудивительно: мне очень хотелось, чтобы эта история наконец закончилась самым логическим и естественным образом, потому что никаких привидений не...

- Так, -- решительно сказала Наталья Петровна, надев свои очки в прозрачной оправе с толстенными стеклами и взяв в руки какую-то бумагу, - по вашему запросу мы установили следующее. Согласно домовой книге 1938 года в кв.5 дома 6, по ул. Квятковой, ныне Волощака, проживали пан и пани Сватковьяк. Пан Павел и пани Эльжбета.

- Что? - я хотел заорать, но вместо крика получился жалкий, слабый полушепот, который, впрочем, иногда впечатляет не хуже крика, потому что Наталья Петровна встала в изумлении и спросила:

- Что с вами?

Я хотел ответить, но что-то не смог.

- Да вы побелели как полотно, - всплеснула руками добросердечная Наталья Петровна. - Дать вам воды?

Еще бы тут не побелеть, когда вся система научного мировоззрения летит к чертям собачьим. И к моменту, когда Наталья Петровна принесла чашку с водой, я настолько ослабел, что ощутил детскую потребность поделиться с кем-то своими эмоциями. Пока я пил воду из чьей-то чашки с вишенками на боку, эта потребность переросла в уверенность, что рассказать стоит и именно Наталье Петровне. В основе такого решения лежали два обстоятельства. Во-первых, Наталья Петровна показалась мне человеком рассудительным, спокойным и в силу возраста (ей было лет сорок) обладающим значительным житейским опытом. Во-вторых, и это главное, это был совершенно посторонний человек, никак не пересекающийся с моей жизнью и моим кругом знакомых, и мне было в общем-то безразлично, что она подумает обо мне: решит ли, что я все придумал и морочу ей голову или примет за начинающего сумасшедшего.

Но, к моему удивлению, Наталья Петровна явно не подумала обо мне ни того, ни другого. Выслушав мой длинный, но не очень связный, с повторениями и отступлениями, рассказ, она очень спокойно сказала, словно речь шла о самых обыденных вещах, с которыми она сталкивалась ежедневно:

- Не стоит так волноваться, Сергей. И такое бывает.

- Не понял? Вы... верите в привидения?

- Как вам сказать... Любой человек, долго работающий в старинных зданиях, таких, как это, становится немного мистиком, потому что сталкивается со странными вещами. Прошлое - это колодец, в котором не видно дна, и как глубоко бы мы не зачерпывали, все равно все его глубины познать невозможно. Я общалась с реставраторами, которые клялись мне, что видели ночью белую фигуру, блуждающую по Олесскому замку. То же самое мне рассказывали сотрудники Михайловского замка в Петербурге. Устройство нашего мира несколько сложнее, чем это изложено в учебниках диалектического материализма.

- Хорошо, и как вы это объясняете?

- Не знаю, Сережа. Никак не объясняю, просто принимаю как данность. Наш сторож много раз слышал ночью странные звуки: то ли стон, то ли плач, и притом в безветренную погоду, так что не спишешь на ветер. Моей матери поздней осенью 43 приснился мой отец, бледный, в белой рубахе. Он вошел в избу, где мы жили в эвакуации, и сказал: "Оля, прощай, береги Егора и Наташу". Мне тогда было полтора года... Накануне мать получила от него письмо, и больше писем не было. А через два месяца пришла похоронка: ваш муж, Стогов Петр Николаевич, геройски погиб 27 ноября 1943 года. И таких случаев множество, десятки, если не сотни тысяч! Как это можно объяснить? И нужно ли?