Пансион Евы

Прошла одна тоскливая неделя, и Ненэ понемногу стал все острее и острее ощущать отсутствие Анжелы. Не столько из-за того, что они больше не могли встречаться на чердаке — разумеется, эти игры уже не были бы такими, как прежде, да и уроки священника, похоже, возымели свое воздействие, — просто он хотел разговаривать с ней, слышать ее голос, глядеть в ее глаза. Он так хотел увидеть свою подругу, хотя бы на пять минут, что решился просить разрешения у матери съездить с ней в больницу, чтобы навестить Анжелу. Мать как раз туда собиралась. Однако Ненэ было приказано выбросить это из головы, поскольку болезнь Анжелы считалась заразной.

Между тем, получив версию о происходящем в «Пансионе Евы», Ненэ нуждался в срочном ее подтверждении.

У Ненэ был близкий друг и сосед по парте Чиччо Байо, с которым они частенько вместе делали уроки иногда в доме Чиччо, иногда в доме Ненэ. Чиччо был известный шалопай и знал разные неприличные слова. Но о постыдных вещах друзья ни разу не разговаривали.

Как-то вечером они сидели вместе, и вдруг на тетрадь Чиччо опустились две мухи, и одна из них, не мешкая, забралась на другую. Ненэ задержал дыхание, прицелился и ладошкой прихлопнул обеих. Чиччо неодобрительно посмотрел на него и взял тетрадку:

— Ну, вот, тетрадь испачкал!

— Прости, сейчас вытру.

— И чем тебе досадили две бедных мухи, которым захотелось потрахаться?

Потрахаться! Чиччо произнес непотребное слово. Ненэ сразу понял, что другу вполне можно задать пару вопросов.

— Слушай-ка, — произнес он, вытирая тетрадь носовым платком, — а ты знаешь, что это за «Пансион Евы»?

— Конечно. Это бордель.

— А ты знаешь, как там берут женщин?

— Ну, заходишь, выбираешь женщину, которая тебе нравится, идешь с ней трахаться, а потом платишь за это. Но ты об этом сейчас даже и не думай.

— Почему?

— Потому что возраст у нас не тот. Чтобы ходить в бордель, надо чтоб тебе исполнилось как минимум восемнадцать лет.

Матерь божья, да это ж сколько времени еще ждать! Целую вечность!

Анжела вернулась домой только через восемь месяцев. Ее возили в санаторий в Палермо. Худая, бледная, глаза огромные, она выглядела странной и меланхоличной. Кузина приехала всего лишь на пару дней, Ненэ так и не удалось поговорить с ней наедине, все время кто-нибудь из родных находился поблизости. Да и сама Анжела не горела желанием уединяться для задушевных бесед. Ее собирались отправить к дальним родственникам в Каммарату, где, как говорили врачи, был целебный воздух, весьма полезный для слабогрудых. Анжела уезжала из поселка на целый год, не меньше.

Год прошел, а Анжела не возвращалась.

— Может быть, она еще не выздоровела?

— Здоровехонька. Болезнь, слава Богу, прошла. Но она там, в Каммарате, пошла в школу и там же должна получить аттестат. Да к тому же эти ее родственники, муж и жена, пожилые люди, они в ней души не чают, она им просто как дочь.

Каждое утро Ненэ подолгу рассматривал себя в зеркале, тщательно оглаживая лицо. Но ни одного, даже самого крошечного волоска не виделось, не ощущалось. Ненэ считал, что его школьные друзья растут намного быстрее: вот у Джаколино (по имени Энцо, но все его звали только по фамилии), например, уже были усы. Ну и что ж, что он на два года старше и вообще второгодник. А вот у самого Ненэ через два года усы вырастут? Он не был уверен и оттого злился. Неужели ему одному всю жизнь так и придется оставаться малышом? Что, если тогда на чердаке Анжела все наврала, только чтобы успокоить его?

Грустные мысли не давали покоя, и, чтобы избавиться от меланхолии, Ненэ шел в комнату отца и брал какую-нибудь книгу почитать. На полках стояло множество книг, и отец разрешил Ненэ читать все, что тот пожелает. Помимо справочников, энциклопедий и учебников, у отца была замечательная подборка поэзии и художественной литературы. Из книг Ненэ больше всего нравились романы одного автора по имени Конрад. Еще был один англичанин, Мелвилл, и еще один, Сименон. Этот был французом.

Чтение сильно увлекло Ненэ. Ему случалось даже теряться в страницах романов, как в густом лесу среди деревьев. Голова начинала идти кругом: то она ему казалась легкой, как воздушный шар, то тяжелой, словно камень. Порой он был не в состоянии продолжать чтение. Строчки прыгали, налезали одна на другую, взор туманился, глаза отказывались что-либо различать.

Это отнюдь не было похоже на ощущения, которые он испытывал, играя с Анжелой и становясь по желанию то Сандоканом, то Тремал-Найком. Чтение порождало в нем какую-то странную слабость, внутреннюю истому. Все тело начинало гудеть, как от страшной контузии, да это и была своего рода контузия, состояние необычного опьянения, мучительное и сладостное одновременно.

Однажды Ненэ настолько погрузился в это состояние, что даже не услышал, как мать позвала его к обеду! Рассерженная мать вошла в его комнату и принялась трясти сына за плечо. Она уже собиралась отвесить ему пару подзатыльников, чтобы привести в чувство, и тут Ненэ, наконец, очнулся, дико взглянул на нее и в изумлении стал обводить взглядом комнату, не понимая, где находится.