Пантелеймон, Пантелеймоне

А в субботу вечером она непременно сходит ко всенощной в Новодевичий, как велела бабка Липа. Бабка дала ей списать молитву, сказала заучить. Сказала: надо в церкви купить рублевую свечку, пойти в правый придел, поставить свечку перед образом святого… — забыла она, как звать, ну да сейчас вспомнит, — и трижды прочесть молитву ту вслух. Молитва от семейного разлада и мужнина загула, и непременно поможет, если сделает Маруська все, как велено.

Вот сейчас она и начнет заучивать. Чем так-то сидеть.

Маруська загородила Райку стулом, зажгла свет, отперла ящик комода и вытащила из-под коробки с деньгами обрывок оберточной бумаги, распечатанной красными треугольниками и синими буковками ЦУМ-ЦУМ-ЦУМ. Поперек треугольников шли кривые карандашные строки, без знаков препинанья, без больших букв. Точно, как в бабкиной записке.

С трудом продираясь сквозь непонятные слова, спотыкаясь и останавливаясь, Маруська прочла вслух:

«Великий угодниче стра-сто-терпче и врачу много-ми-лостливый Пан-телей-моне умило-сердися надо мною рабою твоею услыши стенание и вопль мой даруй исцеление грешному рабу имя-рек изжени вина-алкание и любо-страстие избави от ума помрачения да сотворится дух его мирен и обратятся помыслы его к дому его жене его и детям аминь».

Маруська перевела дух, перечитала еще раз громким шепотом и потом еще про себя. Подумала, выучить это ей будет трудно. А надо. «Не выучишь, — сказала бабка, — мужика потеряешь». Пока Маруська сложила бумажку и сунула обратно в комод.

Стукнула кухонная дверь, тихо скрипнув, открылась дверь в комнату. На пороге стоял Виталий с полуботинками в руках.

— Ты что не спишь? — испуганно спросил он. Маруська смотрела на него удивленно.

— Откуда ты взялся, — сказала она тихо, — где ты был?

Виталий вспомнил их прошлое объяснение, Нет уж, теперь он не будет дураком. Теперь он предоставит ей рапорт по всей форме.

— Был у Пантелеймона, товарищ начальник, — раздельно сказал он. Тут он сжал губы, так как чуть было не добавил: «Вот отчества я и не знаю». — У Седого, Пантелеймона.

Он увидел в глазах ее какое-то недоверие и счел нужным пояснить:

— Слыхала такого — Пантелеймон? Святой Пантелеймон. Великомученик. И врач-исцелитель. Честное слово!

Но Маруська не засмеялась, как он ожидал, даже не улыбнулась, а продолжала смотреть на него странным немигающим взглядом.

— Господи, — сказала она изумлено, — господи ж боже мой!

И вдруг, к удивлению Виталия, размашисто перекрестилась.

— Ты, Маруська, что? — прошептал он. — Я ведь не умер, жив-здоров. Вот… пришел. Что это с тобой?

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Пусти… Ишь нализался. Винищем так и разит… И Маруська прильнула к нему — счастливая.