Пантера, сын Пантеры (СИ)

И бережно стесал кончик. Потом перешел к ручкам и ножкам; решив одной случайной фразой, что будет мальчик, наметил и это. Взяв уже самый тонкий резец, отделал черты лица, наметил волосики; вернулся к конечностям, аккуратно выделывая каждый пальчик и ноготок, перетяжку и складочку. Насчет пупка задумался, но решил не нарушать традицию.

Закончив работу до последней реснички, отполировал тельце сначала мелкозернистой шкуркой, потом осколком стекла, затем грубошерстным сукном, а кончил тонкой замшей, какой протирают стекла в очках. Кожа кукленка порозовела, но сам он получился меньше заготовки раз в три и уже не подавал бурных признаков жизни. Даже глаза прикрыл, пока Закария возился с бровками. Только некое теплое и редкое биение как бы нежного зародыша сердца выдавало затаившуюся до поры жизнь.

— Вот и выйдет моей Лизбет рождественский сюрприз, — удовлетворенно сказал Закария.

— Рождественский?

— Да, я ведь говорил про Санта Клауса, когда тебя вдруг в мифологию понесло.

— И вы взаправду решили девять месяцев терпеть?

— Недоноска нам не надобно. Вот пусть и дозревает себе не торопясь, и поразмыслит, кем хочет на свет явиться. А тем временем я ларчик вырежу подходящий, какой под елку кладут.

Он завернул свое творение в кусок замши побольше и унес наверх, где на антресолях у него с годами образовался филиал мастерской. Вернувшись, упаковал все стружки и опилки в пленку и уже собрался выносить, как явилась деловитая Син, потрясая невиданно мощными граблями.

— Меня мама Ани прислала, — объяснила она. — Сказала, что на вашем дворе только конюшенным снаряжением и убираться. Сначала тут листву сгребем и сожжем, потом в нашем дворе, а потом еще и поужинаем. Ох, как замечательно у вас тут пахнет — не просто кофе, а нардом или даже мускусом. Новый рецепт освоили?

— Вот, кстати, и стружки бросим в костер, — сказал Иосия, игнорируя ее намек насчет распития кофе. — Почетнее, чем гнить, верно, брат?

И вот под началом девушки два мужа, ученый и не шибко ученый, облачившись в черные бумазейные халаты и перчатки и взяв на вооружение грабли, не такие устрашающие, как те, что у Син, азартно сгребали мусор в большую кучу. Анна, кстати подоспев от обещанной по завершении работ вкусной готовки, зажгла костер с одной спички, какового умения за остальными в компании не водилось. И вот поближе к вечеру все стояли кругом, любуясь изгибами и переливами потрескивающего пламени, его алыми переливами и сизым налетом, и властно примешивался к терпкому запаху прошлогодней листвы иной, свежий и нежный, тот самый, который привлек внимание Син. Она сейчас пребывала в тихом восторге — шелуха пустой болтовни отлетела от нее, как и от всех прочих, и голоса нездешнего зазвучали в душе.

Вдруг она сказала, протирая глаз от слез и дыма:

— Дядя Иоси, а мне искорка в рот залетела или пылинка. Теперь у нас с тобой, уж точно, ребенок родится.

— Что ты выдумываешь, будто дитя малое!

— Я ведь слышала, как ты читал про дерево в сердце земли. Ты очень громко читал, — сказала она вместо ответа. — Я не захотела вам мешать и отошла.

И у него дрожь пошла по спине — будто сама истина, грозящая сбыться, стояла рядом с ним и пламенем.

Позже Закария, разумеется, вырезал свою шкатулку — устроил древесному дитяти колыбель. С этим он не торопился, в отличие от самого ребенка, который возник с налету, как обыкновенно и творятся дети. Случилось ему как-то прочесть в книге о Сильвестре Боннаре, как тому подарили «Золотую легенду» вложенной в рождественское полено, и эта мысль привела Закарию в восторг. Почти все девять месяцев, пока дитя дозревало в теплом углу, закутанное поверх замши в старый шелковый ковер, он не торопясь, любовно подбирал подходящий кусок дерева. Сандал и можжевельник он сразу отверг — перебивали естественный аромат ребенка, что пронизывал всю атмосферу жилища, точно благоуханная мысль. Карельская береза и узорчатый кап показались ему слишком напыщенными, дуб был дубоват, вишня жиловата, махагон и палисандр темны. Наконец, Закария выбрал ясень, простой по структуре и почти без своего собственного запаха: на фоне его благородно серого нутра теплота розоватой кожи, оттененная пурпуром атласной подкладки, засияла как жемчуг. Надо заметить, что мальчик несильно увеличился в росте за месяцы творческих усилий Закарии, но заметно возмужал и неплохо освоил азы притворства. Так что когда его названый отец приделал снаружи футляра крючки, внутри — петли, пустил вокруг легкий орнамент и вырезал надлежащие случаю изречения, как то: «Счастливого Рождества» и «Не кантовать» и вложил туда ребенка, тот из соображений конспирации даже не пошевелился, желая устроиться поудобнее, — только испустил блаженный вздох.