— Ну да… кредитную карточку электрики пока не принимают, а других денег под рукой не оказалось… а что — что-то не так?
— Ладно, хорошо, что вспомнила! — Леня снова потянулся за телефоном.
Он набрал номер с карты, перевел телефон в режим тонового набора и, ужасно волнуясь, добрал три цифры — семь, восемь и ноль.
В трубке снова щелкнуло, но после этого звука раздался негромкий мужской голос:
— Слушаю вас!
— Одну минуту, — и Маркиз протянул трубку Арбузову.
Через полчаса Арбузов простился с компаньонами и спустился на первый этаж. Возле подъезда его уже дожидалась машина с охраной, которую прислал за ним покупатель.
— Ну вот, для него все закончилось благополучно, — проговорил Леня, возвращаясь на кухню. — Может быть, и меня наконец покормят?
— Да? — переспросила Лола звенящим голосом. — А это что такое? — и она сняла с Лениного рукава короткий черный волос. — С каких это пор ты увлекаешься стрижеными брюнетками?
— Ах, это! — Ленины глаза мечтательно затуманились. — Это же Эсмеральда!
— Мерзавец! Сексуальный маньяк! — И Лола залепила своему ветреному компаньону звонкую пощечину.
— Лолочка, да ты что? — Маркиз отшатнулся и попытался заслониться от новых ударов. — Да это же совсем не то…
— Пока я рискую жизнью, гроблю свое здоровье в этом ужасном санатории, он крутит любовь с какой-то черноволосой мымрой!
— Да Лолочка, успокойся же ты, ради бога! — Леня тоже перешел на крик. — Эсмеральда вовсе не женщина!
— А кто же она — ангел бесплотный? А как же тогда волосы?
— Она пантера!
— Пантера? — Лола недоверчиво уставилась на Маркиза. — Какая еще пантера?
— Обыкновенная пантера! Черная! Ее попытался натравить на меня этот липовый заказчик, но я сумел с ней подружиться! Очень милая дама! Она даже хотела переехать к нам домой…
— Что?! — Лола снова разъярилась. — Поселить в нашем доме дикого зверя? Только через мой труп! А ты подумал, как к этому отнесется Аскольд? А Пу И? А Перришон?
— Лолочка, ну что ты кипятишься! — миролюбиво проговорил Маркиз. — Я же не сказал, что пригласил ее к нам! Я убедил Эсмеральду, что ей будет здесь не очень удобно, и пристроил ее в цирк. В семейную труппу Запашных. Они как раз в Париж едут на гастроли, Эсмеральда давно хотела Европу поглядеть… А перстень Макульского я его дочке отдал, Касе. Она, кстати, у Запашных пока на подхвате, клетки чистит, но с животными прекрасно управляется, видно, папины гены сказываются. И представляешь, они с Эсмеральдой сразу же нашли общий язык, как будто сто лет знакомы!
— Ах, теперь еще и Кася? — и Лола залепила Маркизу еще одну пощечину. — И что это за перстень, почему я не знаю?
— Пока не накормишь, ничего не расскажу!
— Что это вы притащились? — недовольно спросила Лола, оторвавшись от мутного зеркала.
— Пу И очень хотел посмотреть тебя в этой роли, — примиряюще ответил Маркиз и собрался чмокнуть Лолу в щеку, но она отстранилась, так как уже успела нанести грим.
— Еще смотреть нечего, — бубнила Лола, — обычная репетиция.
— Ты расстроена? — заботливо спросил Леня, спуская песика на пол. — Ты не уверена, что сможешь сыграть старуху-процентщицу?
— Если бы только старуху! — возмутилась Лола. — Ты представляешь, этот Каргопольский заставляет меня играть старуху, ее сестру Лизавету, шкатулку с закладами и даже топор!
— Топор? — рассмеялся Леня. — Как это? Если Раскольников старуху зарубил топором, то ты, значит, сама себя убить должна? Ор-ригинальная трактовка…
— И не говори, — вздохнула Лола, — Пу И, немедленно прекрати!
Она подхватила песика, который пристроился поваляться на сценическом костюме — нечто невообразимое из лохмотьев и блесток, — и отсадила его на стол. Пу И немедленно занялся игрой с гримировальными принадлежностями. Ему тут не очень нравилось — тесно, пахнет пылью и даже, кажется, грызунами. Мышей Пу И не любил, он их боялся. Как и его хозяйка.
— Уж и не знаю — зачем только я согласилась на эту роль? — горько спросила Лола.
— Ничего, — Леня погладил ее по плечу, — ты справишься. Ты ведь у нас умница. И очень талантливая…
— Ну да, — уныло молвила Лола.
— А что это на сцене какие-то странные декорации? — осторожно спросил Маркиз. — Хоть я в театре и не очень разбираюсь, но эти штуки не слишком-то напоминают Петербург Достоевского.
— Авангард, — скривилась Лола, — новое слово в режиссуре. Эти металлические конструкции должны символизировать дворницкую и черную лестницу.
Тут прозвенел звонок, и Лола вытолкала обоих своих посетителей за дверь.
— Оленька, двигайтесь, двигайтесь! — кричал режиссер из зала. — Вы поймите, вы отображаете все то зло, с чем пытался бороться Раскольников! А разве зло может быть неподвижным?
— Ну как я могу двигаться, — со слезами спрашивала Лола, — когда тут так неудобно?