Папа

– Послушай. – Казаков встал со своего кресла и пересел на подлокотник кресла Семёныча. – Я знаю, ты классный специалист, но скорая без тебя справится, незаменимых нет. А вот тебе нужно подумать о своей жизни. О простой человеческой жизни, о себе, жене, сыне. Я же не наркотики тебе предлагаю продавать. Ты как был врачом, так им и останешься.

– Каким врачом? Что ты знаешь о врачах? Притащил пару агрегатов и впариваешь людям дорогостоящие процедуры?

– Ну ты охрене-е-ел… – Казаков встал и снова пошёл к глобусу. Открыл его, а затем с грохотом захлопнул. – Да пошёл ты знаешь куда? Я тебе помочь хотел. Жизнь твою наладить, а ты как баран!

Семёныч встал, молча поднял с пола свою сумку, шагнул к выходу. У двери кабинета он вдруг остановился, секунду подумал и повернулся к Казаку:

– Ген, прости. Я не прав. Спасибо тебе за всё.

– Старик! – Казаков подошёл к Семёнычу и взял его за плечи. – Подумай ещё. Сейчас жизнь другая начинается. Нужно думать о себе, иначе останешься у разбитого корыта. А про нашу медицину ты действительно зря. Мы же новые технологии внедряем, о которых в госклиниках ещё не слышали, а за границей уже лет десять используют.

– Может, ты и прав. – Семёныч опустил голову. – Неожиданно это всё как-то. Я подумаю. Обязательно подумаю.

Утро уже было в самом разгаре. Автомобили гудели, пешеходы спешили.

Семёныч шёл сквозь этот поток, никуда не торопясь. Солнце пригревало, расслабляя уставшее от работы и алкоголя тело. Он на секунду остановился, подставил лицо горячим лучам и, не замечая толкавшихся плечами встречных прохожих, отправился дальше.

До дома недалеко, шесть остановок. Он дождался своего автобуса, встал у заднего окна и засмотрелся на дорогу.

«Охота уже открылась, а я ещё не был». Ему вдруг вспомнилось, как он ехал в «буханке», смотрел в заднее окно, провожая старый деревенский домик его друга. За плечами был рюкзак, в руках двустволка, а в сердце – предчувствие хорошей охоты. Лайка Чара терпеливо лежала на полу машины и чуть вздрагивала на кочках, ожидая конца дороги.

«Может, собаку завести? Спаниеля. Русского охотничьего». Семёныч всегда завидовал другу, который мог вместе с Чарой ходить на охоту, вдвоём ночевать под открытым небом у костра, наслаждаться природой и безмолвным общением друг с другом.

Автобус, как старая металлическая мясорубка, выплюнул несколько человек в серых одеждах, как будто луком в фарше, разбавленных белыми пластиковыми пакетами, и умчался дальше по своему маршруту.

От остановки до дома было около десяти минут ходьбы, но Семёныч намеренно пошёл по другой дороге.

«Обойду дворы и пройдусь по нормальному асфальту. Куда торопиться?» Он неспешно побрёл вдоль знакомых домов, гаражей и коммерческих палаток.

Семёныч заметил, что утро у людей всегда одинаковое. Из года в год почти ничего не менялось: вот странный мужик делает гимнастику на детской площадке, круглый год, зимой и летом, он бегает по утрам в одной и той же одежде – белые штаны, белая майка и косынка на голове, белые сандалии зимой сливаются со снегом, а летом покрываются городской пылью, меняя цвет.

«Висит на брусьях. Значит, пробежал кросс, и сейчас уже около десяти утра». Семёныч взглянул на свои «Монтана» – почти угадал.

«Наташа уже должна уйти на работу. Костя тоже, наверное, на пару или опять крутить какой-то бизнес. Молодец он, конечно. Я в его годы любил поспать. А он всё куда-то рвётся. Жаль только, что о главном забывает. Деньги приходят и уходят, а что дальше?» Семёныч прошёл мимо вечной кучи земли возле разрытой ямы. В очередной раз заглянул вниз, осматривая трубы, которые из года в год пытались заменить коммунальщики. Каждый год в начале лета трубы привозили новенькими, блестящими, но к осени, когда подступала опасность первого снега, приходилось их всё-таки зарывать, и трубы становились похожими на старые.

«Вот и у них бизнес. Один раз хорошо сделаешь – где и на чём денег в следующем году заработать?»

По узкой глиняной тропинке Семёныч добрался до магазина. Встал в очередь, дождался, пока бабушка наговорится с продавщицей, и, протянув заранее приготовленные купюры, купил две бутылки крепкого пива, хлеб и добрый круг докторской колбасы.

Первую бутылку он открыл сразу. Вышел из магазина и сел на лавку. Холодная жидкость, отдававшая спиртом, сначала приятно освежила, но почти сразу ударила в голову. «Намешал я сегодня. Коньяк, наверное, дорогой. Французский». Семёныч любил выпить одну-две бутылки крепкого пива после суточной смены. Усталость чуть отпускала, и он быстро засыпал, отвоёвывая у жизни недополученный сон.

Он пил медленно, никуда не торопясь, вспоминая и анализируя сегодняшний день, вызовы, ситуации: «Веню нужно натаскивать. Хороший парень, выйдет из него толк». Семёнычу всё как-то не везло с фельдшерами. Некоторые были ленивы, некоторые просто не любили свою работу, а те, кто чего-то стоил, работали несколько месяцев и уходили.

«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».