Папа сожрал меня, мать извела меня

Никто не смотрел на него. Ворчун встал.

— Ладно, — сказал он и, подойдя к лежавшему в углу спальнику, поднял его с пола. — Adios, остолопы. Еще свидимся.

Умник слушал, как стучат по лестнице его башмаки. Не важно, говорил он себе. Это не важно. Она все равно придет.

— Как карлика ни назови… — начал Весельчак.

— Он все равно жопой окажется, — закончил Соня.

— А меня раньше Стивеном звали, — сообщил Чихун, и Соня велел ему закрыть вонючий хлебальник.

Пятница, вечер, ноябрь, ветер и дождь — каждый, кто входил в «Оз», стряхивал зонт, осыпая каплями желтый плиточный пол фойе, и сразу просил усадить его за столик стоящий поближе к большому каменному очагу.

Умнику не хватало рабочих рук. Один официант свалился с гриппом, Скромник уехал во вторник на похороны своей тетушки. А в четверг позвонил и сказал, что, наверное, не вернется — разве что вещички кой-какие забрать.

— Вернешься, куда ты денешься, — ответил Умник.

— Тетя мне деньги оставила, — сообщил Скромник. — Все думали, что у нее и нету никаких, она жила в тесной квартирке, никогда ничего не покупала. А у нее, оказывается, дедушкины акции хранились, и она оставила их мне и своей кошке. Я теперь кошачий опекун.

— Нельзя же так просто взять и уйти.

— Я хочу пожить здесь немного. Посмотреть, как все сложится. Прости, Умник. Мне кажется, что это сейчас самое правильное.

В ресторан вошли, обнимая друг друга за талии, двое мужчин в одинаковых красных куртках. Зачесанные назад светлые волосы первого открывали обладавшее совершенством пропорций лицо; у второго была квадратная челюсть, обрамленная узкой черной бородкой, а когда он сбросил куртку, Умник увидел, как бугрятся под свитером грудные мышцы и бицепсы.

— До чего же мерзкая погода, — сказал Умник. Он слез с табурета на подиуме, чтобы отвести их к столику у камина. И услышал, как один прошептал что-то другому, а тот ответил:

— Чш-ш, услышит. — К таким замечаниям Умник привык. На улицах подростки кричали ему всякое из проезжавших мимо машин. Пешеходы глазели на него — или старались не глазеть, отводили взгляды, но все равно посматривали украдкой. А дети подходили вплотную, зачарованные тем, что ростом он с них, но совсем другой. Умник научился от всего отгораживаться. Однако, усадив мужчин и отходя от них, ощутил внезапную, ошеломившую его вспышку гнева.

И дома все разваливалось. Он мог, конечно, сесть вечером на кушетку, раскрыть на коленях Книгу, прочитать вслух несколько фраз. В былые времена все собирались вокруг, благодушные от пива и сигарет, а то и от десерта, прихваченного из ресторана. А теперь разбредались. Кто на кухню, кто к телевизору — смотреть дурацкое шоу, которое дундело ему в уши, мешая сосредоточиться на словах Книги — наиважнейших словах, способных изменить их жизни. Его-то жизнь они изменили, дали новую надежду. Но теперь и надежда понемногу истаивала. Они покинут его, один за другим. И она не придет никогда, на что ей одинокий карлик? Старый, лысеющий карлик, у которого спина и ноги болят каждый вечер так, что приходится для облегчения подолгу лежать в горячей ванне. Не возьмет она в руки его шишковатые ступни, не помассирует их. В черные ночи, когда он будет лежать, пустой и бессонный, ее долгое, белое, пахнущее яблоками тело не вытянется, накрывая его.

Вечер все длился, Умник заставлял себя любезно приветствовать посетителей, не орать на Соню, уронившего поднос с грязной посудой, на Весельчака, перепутавшего заказы, — обычно тот мыл на кухне тарелки, но сегодня заменял отсутствующего официанта. Умник старался, чтобы все шло гладко, не обращалось в хаос. Он позволил женщине из Германии усадить себя на колени, дабы ее подруги сфотографировали их на мобильные телефоны и отправили снимки в Штутгарт, другим подругам. Спел с прочими карликами «С днем рожденья» и вручил гигантский леденец на палочке девушке с ежиком пурпурных волосами и пирсингом на физиономии — ее родители сидели, натужно улыбаясь, явно стесняясь своей странноватой дочурки и обступивших их поддельных жевунов в полосатых трико. К закрытию уже хотелось набить кому-нибудь морду. Умник не спеша занялся подсчетом вечерней выручки, давая прочим карликам время прибраться на кухне и уйти. В конце концов, Соня, Весельчак и Чихун закончили все и стеснились в двери его кабинета.

— Уходите, — сказал Умник.

— В чем дело? — спросил Весельчак. — Это ты из-за меня? Я старался. Знаешь, как официанту туго приходится? Никогда не думал, до чего это трудно — добиваться, чтобы все было в ажуре.

— Ты хорошо справлялся, — ответил Умник.

— Правда? — Похоже, Весельчак очень обрадовался.

— Мы тебя подождем, — сказал Соня. — А потом все поедем на такси.

— Идите, ребята, идите, — ответил Умник.

— В такси, клево, — сказал Чихун. — Знаете, что странно? Я если в чью-то машину сажусь — непременно пристегиваюсь. А в такси всегда обхожусь без ремня. Чудно, правда?

— Напрасно, — сказал Умник. Очень ему хотелось отвесить каждому по оплеухе. — Уходите, — повторил он. — Валите отсюда и оставьте меня в покое.

Чихун и Весельчак вытаращили глаза. Соня подергал обоих за рукава.