Пapamonoff in Pictures

— А если бы я осталась у Ма… — я осеклась, вот чудачка, чуть было не сказала «Макса», — у мальчика моего?

— Ты же сказала клиент, — напомнил он, — Так клиент или мальчик?

Верткий экземпляр попался, сразу перевел разговор на меня. Но и я за словом в карман не лезу:

— Загляну-ка я в наше свидетельство о браке. Ты не помнишь где оно?

Хорошо я его приложила, сказать нечего, только и пробормотал:

— Где, где…

— Вот именно там, женишок, и опять получается, что разницы тебе никакой, — добила я кавалера.

— Эх, Долли, — недовольно произнес он, — иногда я тебя не понимаю. Ну что ты привязалась — женишок…

— Я привязалась?

— Все, баста. Я привязался, — громко сказал он, прекращая бессмысленную перепалку. — А то опять сбежишь посреди дороги! И что за привычка такая!

А ведь он прав, слишком резко я принимаю решения, даже не дав развиться ситуации — просто сбегаю! Для журналиста такое поведение — профессиональная смерть. Надо менять отношение, надо быть терпеливее, гибче, управлять ситуацией и людьми, манипулировать, в конце концов.

— Не буду больше, — вдруг выдала я, несказанно удивив Костика.

— Ух, ты, а что случилось? — не поверил он в мое прозрение.

— Буду паинькой, обещаю, — начала я, — только и ты мне обещай, что не будешь знакомиться с моими родителями.

Похоже, знакомство входило в его планы, и мое условие ему не понравилось.

— Это как? — спросил он.

— А вот так, привезешь меня, и поедешь обратно.

— А картошка с грибами? — уцепился за соломинку утопающий Костик.

— Перетопчешься, — буркнула я, но тут же вспомнила о своем зароке. — Ээ… в смысле в следующий раз.

— А я размечтался, сто лет грибочков не ел, да с лучком зажаренных… — он мечтательно вздохнул и хитро посмотрел на меня.

Неожиданно мой организм подал знак, что тоже не прочь отведать жареных грибочков — животе у меня заурчало.

— Садист ты Костик, я даже не позавтракала, — промолвила я, мне стало неудобно.

— Так и я тоже, — обрадовался он, и посетовал, — а ты меня собираешься в обратный путь отправить голодным.

Ну что ж, ведь я не зверюга какая, путь не близкий.

— Ладно, чай с бутербродами с меня, — согласилась я, — только клянись, что ни одним словом не обмолвишься отцу, чем я занимаюсь.

На что Костик вытаращил глаза, и тихо произнес:

— Да что ж я дурак?

— Ну не знаю, — сказала я, и мысленно пошлепала себя по губам — неисправимая!

глава 4

Люблю приезжать в гости к родителям, они у меня славные, особенно папка. Мама всегда начинает расспрашивать, журить, закармливать, а вот отец умеет выслушать, не падает в обморок, когда я закуриваю, и уважает мое мнение. Так и говорит: ты взрослая девочка, и лучше меня знаешь, как поступить, но если тебе нужен совет или помощь, то я всегда готов тебе помочь. Вот какой у меня отец! Только одно ему не нравится, что я работаю в желтой газете… Когда я решила заняться журналистикой, он первым одобрил мой выбор, и даже маму заставил поверить в мое журналистское будущее. Но, когда я, закончив филологический факультет, начала работать в нашем мега-холдинге, он был очень разочарован. Хотел, чтобы его дочь стала серьезным журналистом, или корреспондентом, но никак не «желтком», бегающим по городу в погоне за жареными фактами. Меня же работа устраивала, я набиралась профессионального опыта и оттачивала перо на острых статейках о малоизвестной ночной жизни нашего мегаполиса.

Отец идет навстречу, на фоне белой футболки идеально смотрятся загорелое лицо и крепкие плечи, только седины прибавилось в его темной шевелюре.

— Алка! — он широко раскидывает руки и я, как в детстве, бросаюсь ему на грудь.

— Пап, привет, ужасно соскучилась!

Отец целует меня в волосы, и я чувствую себя маленькой девочкой. Но мы не одни, и он первым обращает внимание на чужака.

— Знакомься, это Костя, мой… товарищ, — представляю я спутника.

— Здравствуйте, Константин, — протянул руку отец, — зовут меня Геннадий, отчества не надо.

Костя широко и искренне улыбается, крепко пожимает отцовскую ладонь — знает, как очаровать озабоченного появлением «товарища» родителя.

— Приятно познакомиться.

Обнимая меня за плечи, и шагая по дорожке выложенной терракотовой плиткой, отец повел нас к дому. Вокруг цвели обожаемые мамой кусты роз, одуряюще пахли лилии, жужжали осы над блюдцем с собранной клубникой, забытом на грядке. Вдруг отец остановился, и, внимательно глядя в глаза гостю, спросил:

— Как вы считаете, Константин, то, что она занимается, не побоюсь этого слова, проституцией… это нормально?

Приехали. Часто отец сравнивал мою работу с проституцией, мол, за деньги «желтки» на все готовы, вот и сейчас решил узнать, как товарищ относится к моему труду в мега-холдинге.

Надо отдать должное Константину — со ступором он справился быстро.

— И я ей говорил… молодая, красивая… — дальше у него не пошло, потому, что не знал мой «товарищ», как вывернуться из щекотливой ситуации, а вдруг я ляпну, что он не возражал, и даже предлагал «присмотр».