– Хм, знаешь, малец, никогда прежде о том не задумывался, а ведь прав ты, так у нас и повелось, – огладил бородку Нерпат. – Если поразмыслить, то традиция идет от древнего благословения наших нив прекрасной Алхой. Она ведь не только за урожай, а и за приплод скотины отвечает.
– То есть для облегчения божественной работы по площадям? – осенила айтишника гениальная догадка. – Алхой одним легким движением руки может благословить все и всех, если оно зовется овощами, пусть и бегает на четырех?
– Как-то так, – с удивлением подтвердил жрец, впечатленный выводами паренька.
– Скажи, дир, а почему у замка храм Ирната, а не Алхой? – вступила в разговор и Света.
– Скажешь тоже, Светка, а как осаду или набеги соседей отбивать было? С колосками в руках и верхом на корове? – удивился Дэн.
– Деньес прав, – крякнул жрец, снова перехватив поудобнее отполированное многочисленными касаниями пальцев копье, как иной монах перебирал бы четки. – При замках всегда первым делом храм Ирната ставили, а уж потом и другие возводили, коль охота была. Это в городах на площадях храмы для всех богов воздвигали – на восемь сторон восемь храмов, и все равны, а у нас свой обычай, кровью политый.
– Многое прежде иначе было. Первым общий храм ставили – простой камень-алтарь с восемью чашами, а уж потом чаще всего храм о двух входах с четырьмя створами отстраивали, – неожиданно промолвила Бельташ, глядя на краснокирпичный дом-храм, но видя нечто свое из минувшего и давно осевшего прахом прошлого. – К Алхой и Зебату в первую дверь поклониться шли, к Ирнату и Илай во вторую входили…
Жрец недоверчиво приподнял кустистые брови, а Дэн запросто посоветовал старику нарочито громким шепотом:
– Ты, дир, первоисточник-то слушай! Бельташ точно помнит, как все было! Если уж не она, рыцарь смерти Зебата, то кто правду скажет? Верно я говорю, собачки?
Трио подтвердило слова парня звонким лаем, сверканием разноцветных глаз и широкими кровожадными улыбками.
– Рыцарь смерти? Ты воистину такова? – восторженно изумился и заволновался Нерпат.
Бельташ лишь склонила голову в знак согласия: опускала ее русокосая красавица, поднимал пустые, сияющие нестерпимой синевой глазницы скалящий в вечной улыбке зубы череп. Под короткий выдох жреца, уцепившегося за свое копье-атрибут, как за соломинку над пропастью, живое воплощение воли повелителя смерти снова склонило голову и вернуло себе прежний человеческий вид.
Старикан охнул и перевел подозрительный взгляд на племянников Ригета, гадая, что скрывается под личинами молоденькой девчушки и ее словоохотливого братца. Где только этаких диковинных спутников умудрился раздобыть старый приятель?
– Не, мы живые, а не зомби под личинами, и Валт тоже, – Дениска разом опроверг подозрения с широкой, от уха до уха, улыбкой.
– Истинными жрецами Зебата и Алхой не могут быть те, кто преступил последний порог, – с достоинством подтвердила Бельташ.
Дедушка Нерпат от таких откровений окончательно потерял дар речи, вцепился в копье, упертое в землю, и налег на него всем телом. Мир крепкого еще старикана изрядно зашатался.
На счастье пожилого жреца вернулись от конюшни Ригет и Валт. Кони остались в компании Морковки и свежего сена, а повозка пристроилась у стены храма за изгородью.
– Ригет, скажи мне одно: что происходит? – собравшись с силами, вопросил Нерпат.
– Наша рыцарь открыла диру свою суть, и о том, что мы жрецы, тоже сказала, – объяснил Дэн дядюшке.
– И когда успела? – только крякнул дядя.
– Долго ли умеючи? – беспечно ляпнул парень. – Она ж не только красивая, а еще и благородная, врать вообще не умеет. Ей, наверное, по кодексу не положено.
– В кодексе рыцарей смерти Зебата о том не помянуто. Я уважаю правдивое слово, и пусть врать не стану, но промолчать, коль надо, смогу. Однако вы собираетесь отпирать замок, заклятый родовыми чарами на кровь. Свет истины воссияет неизбежно. Лучше пусть жрец все узнает сейчас, чем случайно помешает потом, – невозмутимо объяснила причину словоохотливости Бельташ, повернув голову в сторону замка. Но краска румянца выдала довольство комплиментом молодого жреца.
Ригет привычно почесал за ухом и поделился с Нерпатом краткой версией явления на Вархете уникальных племянников, рассказал об их вещих снах, неконтролируемых талантах, своих опасениях и надеждах.
– Вечно у тебя так! Еще мальчишкой уходил в лес за зайцами – возвращался с волком, – пережив несколько секунд полного шока, сплюнул в дорожную пыль Нерпат, извинился за манеры перед дамами и велел: – Сейчас пошли, попробуем отворить ворота, как и собирались. Вечером я пущу Свельту и Деньеса на ночь в храм. Пусть не положено то, но если имеется хоть ничтожный шанс помочь Восьмерым вернуться с рубежей мира в Вархет, будет преступлением его не использовать! Да простит мне Воитель кощунство!