Папина дочка, или Исповедь хорошего отца

Я снова уселась в кресло и открыла айпад. В группе «Отец Харли и друзья» появился новый осиротевший отец. Он очень страдал. Я хотела ответить ему, дать ему знать, что он не один такой. Я не могла представить себе Майкла, так обнажающего свою душу. Я послала этому отцу несколько строк: «Дональд, мне очень жаль, что вы оказались здесь, но я рада, что вы нас нашли. Видно, что ваша дочь была необыкновенным ребенком».

Нандо что-то напевал по-испански, обслуживая очередного клиента. Он сказал, что запомнит, какой я пью кофе. Вот вам и анонимность! Мои резкие ответы на его вопросы прозвучали грубо. Вопросы становились для меня вызовом. Никому не должно быть дела до того, почему я переехала из одного района в другой. Никому не должно быть дела до того, работаю я или отдыхаю. Я внезапно почувствовала боль в груди от сознания моей потери, на этот раз потери не Кэролайн, а своей прошлой жизни. Боль росла и усиливалась, и мне пришлось сжать зубы, чтобы не расплакаться. Я любила свою работу и свою жизнь. Работу, домашние дела, уход за Кэролайн, любовные отношения с мужем. Я прижала пальцы к груди, как будто могла так подавить боль. Потом я снова заглянула в айпад, снова вернулась к Дональду, «Матери пятерых детей» и всем другим, кто понимал, как в теплый апрельский вечер на освещенном луной пирсе закончилась жизнь, которую я так любила и которой так дорожила.

Глава 8 Тревис

Трейлер выглядел не очень красиво. Внутри он белый – во всяком случае, был белым, с пятнами ржавчины. Он был вдвое длиннее моего фургона и стоял на бетонных блоках, врытых в песок. Вокруг стояли трейлеры всех форм и размеров, большинство из них пустые, так как лето уже кончилось. Около трейлера рядом с нашим стояла машина, блестящий новенький «Фольксваген»-«жук», выглядевший неуместно среди всего остального старья. На первый взнос я одолжил деньги у приятеля. Я надеялся, что смогу расплатиться в ближайшее время, но особого оптимизма на этот счет у меня не было.

Я открыл дверцу своего фургона и помог Белле вылезти.

– Это наш новый дом, Белла, – сказал я. – На время. Давай зайдем внутрь и исследуем его.

«Исследовать» было неудачное слово, так как внутри трейлера нечего было исследовать, но это не имело значения. Белла смотрела на него широко раскрытыми глазами. Накануне ей исполнилось четыре года, и мы устроили для нее у Фрэнни маленький праздник, с шариками, мороженым, тортом и кое-какими подарочками. Я думаю, на самом деле Фрэнни просто праздновала наш уход, но, как бы то ни было, праздник есть праздник.

– Это не дом, – сказала Белла, глядя на трейлер. Овечку и розовую сумочку она держала в руках и ни на шаг не отходила от фургона. Сумочку ей подарила моя мать, когда Белле исполнилось три года, и я был рад, что она не потеряла на пожаре ни сумочку, ни овечку. Они давали ей возможность держаться за что-то знакомое. В сумочке у нее была фотография – моя мать, Белла и я, сидящие на пляже вокруг построенного нами песочного замка. Там была еще и крошечная куколка, подаренная одной из женщин, с которыми я встречался. Белла любила эту куколку, потому что у нее были длинные блондинистые волосы, которые дочке нравилось расчесывать. Третья и последняя вещь в сумочке была фотография Робин. Маленький снимок, который я хранил со школьных лет. Я был рад, что устоял перед искушением порвать его. Белла знала, что Робин – ее мать, но это было все, что она знала. Я собирался когда-нибудь рассказать Белле о ней, но представления не имел, как объяснить, почему Робин от нее отказалась.

– Ну что же, мы превратим это в дом, – сказал я. – Правда, это не такой дом, к какому мы привыкли. Он называется трейлер. Многие живут в таких трейлерах. Это будет приключение для нас. Давай зайдем внутрь и посмотрим.

Я взял ее за руку, и мы поднялись по ступенькам. Я отпер дверь, и мы вошли в помещение настолько темное, что я у самых глаз не видел свою руку. Однако я почувствовал запах, затхлый запах с примесью чего-то, что, я надеялся, не имело отношения к кошкам.

– Я ничего не вижу, папа.

В голосе дочери прозвучала нотка, предупреждавшая меня, что она вот-вот заплачет. Пока было слышно только какое-то тихое всхлипывание. Иногда Белла начинала так говорить, и я шептал маме: «Ну, сейчас начнется!», и точно, через пять минут начинался плач, переходивший в вой. Последнее время такое случалось редко, но сейчас у меня было такое чувство, что это непременно случится. За последнюю пару недель мой ребенок вынес немало.

– Сейчас мы откроем все шторки и впустим свет, – сказал я, выцарапывая у нее свою руку, чтобы дотянуться до шторы, которую я мог различить только благодаря полоске света вокруг нее. Шторка так быстро отскочила, что я мигнул от неожиданно пролившегося сквозь немытое стекло света.

– Так-то лучше, – сказал я. – Сколько у нас здесь окон, Белла?

– Три, – отвечала она.

– Я думаю, есть еще одно. Видишь?

Она повернулась кругом.

– Вижу! – сказала она, когда ее взгляд упал на маленькое узкое окошко над кухонной раковиной.