…Para bellum!

Генерал И. И. Федюнинский пишет в своих мемуарах, что маршал Тимошенко изучал обстановку не так, как «профессионал» Шапошников: «С. К. Тимошенко очень детально изучал местность перед нашим передним краем. Целую неделю мы с ним провели в полках первого эшелона. Ему хотелось всё осмотреть самому. При этом он проявлял исключительное спокойствие и полное презрение к опасности.

Однажды гитлеровцы заметили наши автомашины, остановившиеся у опушки леса, и произвели артиллерийский налёт. Я предложил маршалу Тимошенко спуститься в блиндаж, так как снаряды стали рваться довольно близко.

– Чего там по блиндажам лазить, – недовольно сказал он. – Ни черта оттуда не видно. Давайте останемся на опушке.

И он невозмутимо продолжал рассматривать в бинокль передний край обороны противника. Это не было рисовкой, желанием похвалиться храбростью. Нет, просто С. К. Тимошенко считал, что опасность не должна мешать работе.

– Стреляют? Что ж, на то и война, – говорил он, пожимая широкими плечами».

Надо сказать, что и у нас были генералы, которые, как и Гудериан, ясно представляли себе свои обязанности и то, где они должны находиться во время боя. Вот генерал А. В. Горбатов, осмысливая итоги своего блестящего, по моему мнению, рывка от реки Сож к Днепру в конце 1943 г., решившего вопрос освобождения Гомеля, пишет (выделено мною): «Я всегда предпочитал активные действия, но избегал безрезультатных потерь людей. Вот почему мы так тщательно изучали обстановку не только в своей полосе, но и в прилегающих к нам районах соседей; вот почему при каждом захвате плацдарма мы старались полностью использовать внезапность и одновременно с захватом предусматривали закрепление и удержание его; я всегда лично следил за ходом боя

и, когда видел, что наступление не сулит успеха, не кричал: «Давай, давай!» – а приказывал переходить к обороне, используя, как правило, выгодную и сухую местность, имеющую хороший обзор и обстрел».

И ещё: «Большую роль сыграло вошедшее у нас в правило личное наблюдение командиров дивизий за полем боя с приближённых к противнику НП; это и позволяло вводить резервы своевременно. Оправдал себя и такой риск, как ввод в бой последней, резервной дивизии в той критической обстановке, когда на фронте в сто двадцать километров было так много больших разрывов».

Но в 1941 г. представление о том, где должен находиться генерал, было далеко не таким. Писатель А. Бек в декабре 1941 г. захронометрировал один день генерала А. П. Белобородова, командира 9-й гвардейской дивизии. Дивизия целый день вела неудачный наступательный бой, тем не менее, целый день Белобородов не выходил из здания, в котором располагался его штаб, командовал по картам и донесениям.

А маршал Г. К. Жуков даже после войны пояснял, что 33-ю армию, выполнявшую главную задачу фронта Жукова, под Вязьмой немцы окружили потому, что ему, Жукову, из штаба фронта не было видно – оставил генерал Ефремов силы для прикрытия своего прорыва к Вязьме или нет. (Генерал Ефремов вывел для прикрытия прорыва 9 гвардейскую дивизию, но Жуков её забрал и отдал 43-й армии, так как ему из штаба фронта не было видно зачем эта дивизия в это место идёт. Немцы по этому пустому месту и ударили, причём сначала всего лишь силами батальона, отрезав 33-ю армию от фронта).[5]

Но наши историки Жукова считают военным гением, а Тимошенко чуть ли не таким же глупым, как и Кулика.

В связи с тем, что я часто пишу о Г. И. Кулике, как об умном полководце, меня спрашивают – если это так, то за что же Сталин его разжаловал? В плане этой главы вопрос этот уместен.

Вильгельм Риттер фон Леёб

Напомним обстановку осени 1941 г.