Парад обреченных

Из-под каменных крышек саркофагов пошел… нет, потек дым. До того густой и молочно-белый, что я мог разглядеть его даже в темноте. Но к сожалению, только я. Мои живые спутники даже бровью не повели. Разве что Аль-Хашим высказал мало-мальски здравую мысль.

— Не советую задерживаться здесь… надолго, о, поборники любопытства, — проговорил старик мрачно, — хоть я и сам устал… но предпочел бы стереть стопы в кровь, но отойти от подобного места подальше.

Эх! Жаль только, что Вилланд и Эдна даже не думали внимать его словам.

— Да полноте! — с раздражением бросил охотник. И сугубо для проформы осенил себя здешним священным жестом. Ладонь к сердцу — ладонь ко лбу.

— Мы и не собираемся надолго, — словно поспешила успокоить алхимика Эдна, — посидим, перекусим. Не думаю, что… ха-ха, хозяин гробницы будет возражать. К тому же здесь, наверное, есть сокровища. Что тоже лишними не будут.

Тем временем дым обернулся огромными призрачными руками с тонкими длинными пальцами. Со всех сторон они потянулись к моему охотнику… нет, ко мне. Священный жест, сделанный Вилландом, заставил руки-щупальца разве что отступить. Немножко сдать назад. Да и то на считанные мгновения.

«Наш-наш… будешь наш…» — оглушающим свистом звучало под сводами гробницы. Словно клубок змей бесновался, побеспокоенный внезапным вторжением.

Потом призрачные руки сомкнулись — прямо у горла Вилланда. И окружающий мир померк, скрывшись за клокочущей белой пеленой. Следом пришел совсем уж нестерпимый холод… который я мог почувствовать не иначе как через тело охотника. А это значило, что встревоженные духи гробницы добрались-таки и до него. Так сказать, за компанию.

Свист и шипение сменились стройным хором множества голосов — столь прекрасных, что даже звезды мировой оперы могли позавидовать. Звучал хор торжественно, завораживающе. Даром что ни слова разобрать я не мог.

Когда бурлящая белизна рассеялась, резко умолкло и чарующее пение. А вид, что предстал перед моими глазами, оказался на диво знакомым. Да еще как!

Я стоял посреди коридора университетской общаги. Той самой, где имел несчастье обитать в последний месяц своей короткой жизни. Другой вопрос, что выглядела общага, мягко говоря, непривычно.

Прежде всего, в ней царила абсолютная тишина — о каковой студент вроде меня даже ночью смеет только мечтать. Никто не бубнил, не орал, не пел песни, бренча на гитаре. Не слыхать было бормотания телевизора или радиоприемника в чьей-нибудь комнате. Нигде не вибрировали работающие холодильники. И даже всегдашний шум с улиц и пролегавшей поблизости трассы досюда больше не доносился.

Пройдя по коридору десяток-другой шагов и осмотревшись, я заметил и другие странности. Электричество оказалось отключенным. Ни один из выключателей не сработал. А тусклый свет проникал только сквозь оконные стекла. Вблизи те оказались чрезмерно помутневшими и грязными даже по меркам обиталища студентов-раздолбаев.

Двери в комнаты были либо наглухо заперты, либо частично сорваны с петель. В первом случае я мог стучать хоть до посинения — никто не открывал и не отзывался. Однако и за сорванными дверями не обнаружилось ни души. Предметы мебели в этих комнатах были перевернуты, опрокинуты или изувечены до полной непригодности. А раскиданные в беспорядке вещи часто соседствовали с серовато-бурым песком. Целыми кучами песка, занесенными, вероятно, через окна. Последние в таких случаях оказывались заваленными почти полностью.

Лифт, разумеется, не работал. В раскрытом проеме чернела пустая шахта… и еще что-то. Заглянув в эту шахту всего на несколько секунд, я судорожно и резко отпрянул. Так кстати вспомнив афоризм Ницше насчет бездны, которая вглядывается в тебя.

Не зная, куда деваться, я вышел на лестницу. И направился было вниз: к выходу из этого малоприятного места. Однако пройти смог всего один пролет. После чего остановился. Сделать еще хотя бы шаг мне не хватило духу.

А виной тому оказались… тени. Целая толпа теней, вернее, темных безликих людских силуэтов. Они оккупировали каждую ступеньку. И стояли, как солдаты в почетном карауле. Словно в ожидании… и я даже знал, кого именно они ждали.

«Ты наш-ш-ш…» — прошелестело в неподвижном воздухе.

Я бросился назад, точнее наверх. На тот этаж, где теней-силуэтов не было. Что делало его, по крайней мере, меньшим из зол.

«Ну уж нет, обломитесь, ребятки, — лихорадочно соображал я на бегу, — думаете, я не знаю, в чем прикол? То дом старинный и заброшенный, то общага. Но у меня один ответ на все ваши заморочки!»

Один ответ — вестимо какой! В каждом из концов коридора общаги располагалось по большому окну. К одному из них я и подбежал. Чтоб затем с трудом вскарабкаться на узкий скользкий подоконник.

Шпингалеты на раме поддавались с трудом. То ли проржавели в конец, то ли вросли в нее из-за редкого использования.

Наконец, не утерпев, я изловчился и саданул в мутное стекло ногой. Сухо звякнув, оно пошло трещинами. И уже осколками посыпалось наружу. Я устремился следом… однако ожидаемого слепящего света не увидел. Зато успел напоследок удивиться, пока падал вниз.