Парадный этаж

Лавиния сдержанно улыбнулась. Возглас, который некогда издавали на Темзе лодочники, подплывая к Вестминстерскому аббатству, воскрешал также в памяти вожделенную надежду великих мореплавателей XVI века, устремившихся на завоевание Нового Света и его сказочных сокровищ. Перси очень любил такие сравнения, такие намеки; но не следует показывать, что ты прекрасно понимаешь их или что они тебя забавляют. Лавиния была теперь слишком знатной дамой и не могла допустить, чтобы между нею и Перси установилось своего рода сообщничество, существовавшее в дни их юности, когда они оба беспечно бегали по Лондону в поисках десяти фунтов стерлингов, чтобы заплатить за квартиру, и в надежде получить приглашение на обед, чтобы не умереть с голоду. Бедняга Перси и теперь еще бегал в поисках десяти или, вернее, из-за проклятой инфляции, сотни фунтов стерлингов, а вот для Лавинии нужда в деньгах ныне выражалась в миллионах: в этом и заключалась вся разница в их положении.

— Что ж, — сказала она, — это почтенная традиция: уже лет сто, если не больше, старинные европейские семьи вступают в союз с американскими толстосумами.

— Подумать только! Девочка с Запада! Лично я всегда страдал при мысли, что в молодости не нашел такой девочки для себя!

Лавиния хотела заметить ему: мол, для того чтобы жениться на богатой наследнице, ему, помимо всего прочего, нужно было бы принадлежать к знатному роду… Но она сдержалась. Милый старый Перси буквально только что приехал к ней с ежегодным визитом. Она подождет до завтра, а уж тогда понемножку собьет с него спесь и заставит попридержать язык.

— И эта юная красотка из Питтсбурга с минуты на минуту предстанет перед нашими восхищенными взорами? — спросил Перси.

— Нино должен зайти за ней в гостиницу. Сейчас он наверху, в своей спальне, пытается придать себе как можно более обворожительный вид.

— Пытается? Лавиния, ты слишком скромно оцениваешь своего сына. В этом у него не должно быть особых затруднений.

Послышался отдаленный шум лодочного мотора и почти тотчас же — своего рода приглушенный призыв, звучащие с мольбой три слога, первый из которых произносился с ударением: «Гон-до-ла! Гон-до-ла!» Словно предсмертный крик какой-то очень дряхлой птицы.

— Не может быть! Этот старый бедолага еще жив? — вскричал Перси.

— Представь себе, еще жив. Каждый раз, когда я слышу его голос, меня охватывает дрожь. Ведь их осталось не больше сотни, и почти все они без работы. Их корпорация постепенно редеет.

— Лик смерти в этом умирающем городе!

— Во всяком случае, в городе, который все глубже и глубже погружается в ил. Ты ведь знаешь, то, о чем пишут газеты, правда. Иногда по вечерам я слышу всплески воды и хлюпанье ила…

— А может, это древний наш мир день за днем все больше погружается в болото своего разложения, своего загнивания? — высокопарно произнес Перси.

Тем не менее непохоже было, чтобы это предположение слишком удручало его, потому что глаза его искрились весельем и даже лукавством.

Лавиния взяла из шкатулки сигарету, закурила, выпустила струйку дыма. Чувствовалось, что каждый ее жест, каждая поза отработаны, что кропотливой тренировкой они доведены до совершенства. Им недоставало непосредственности, но они были безукоризненны. Лавиния была одета в прямую широкую тунику из темно-синего бархата, которая мягкими складками драпировала ее высокую и стройную фигуру «в стиле Обри Бердслея», как говорил Перси. На женщине заурядной этот вечерний туалет мог бы показаться эксцентричным или уж по крайней мере вычурным. Но он так гармонировал с ее необыкновенно величественным обликом, со строго продуманной осанкой жрицы, с классической чистотой черт ее лица — его не пощадили годы, но благодаря толстому слою косметики оно еще поражало своей красотой. Ее подведенные синим глаза сверкали каким-то кристаллическим блеском. В общем, она производила внушительное впечатление и могла вызвать робость у наивных и позабавить искушенных. Она владела своим прекрасным контральто с мастерством, которое дает сцена, но при этом не впадала в присущую английскому театру патетику.

— Да, так вернемся к Нино, — сказал Перси. — Признаться, я весьма удивлен, что при его успехе, при его репутации сердцееда, при том, что его имя без конца мелькает на страницах газет в светской хронике, — признаться, я удивлен, что он до сих пор не женат. Он знаком со всеми наследницами Италии и Англии. Какого же дьявола он до сих пор не добился успеха и не женился на одной из них?

Лавиния с грустью покачала головой.

— Он не добился успеха потому, что не умеет отказывать, — ответила она.