Парадокс Севера

— Разумеется, ведь эта автомойка принадлежит мне.

Он посмотрел на часы.

— Рабочий день заканчивается в семь. Жаль, сегодня ей придется задержаться. Сама понимаешь, отказаться она не имеет права.

Женщина, намылив пушистую щетку, принялась оттирать плоды моих стараний от капота. А мне вдруг стало не по себе.

— Амина снимает комнату за городом, туда добираться примерно час. Дома ее ждут трое детей. Но благодаря твоим усилиям, сегодня она попадет домой не раньше… — он снова посмотрел на часы, — … десяти вечера.

Впервые мне захотелось сквозь землю провалиться, сбежать куда угодно. Я даже готова была идти домой пешком, вот только двери машины оказались заблокированы. Внутри грудной клетки все сжалось, как будто в салоне автомобиля закончился воздух. Я хотела вдохнуть, но сделать это смогла лишь с огромным трудом и стыдливо прикрыла глаза.

Наверное, из всех вариантов наказания, Север выбрал самый болезненный.

— Я всегда хорошо относился к обладателям стипендий, — продолжил он. — Мне казалось, уж они-то понимают цену труда. Но… впервые я разочарован.

Опустив взгляд, я уже во второй раз ощутила на себе, каким сильным даром пристыжать обладает этот парень.

Он замолчал. Время шло. Мы сидели в полной тишине, нарушаемой лишь тихим шорканьем по металлу машины. Наклейки оказались цепкие и отходить так просто не собирались. На Севера я не смотрела, лишь иногда чувствовала его взгляд, но упорно не поворачивалась.

— Север… — слова путались, не желая выстраиваться в нормальные предложения. — Позволь объяснить, — попросила я.

Но он проигнорировал.

Я искоса глянула на него, чтобы понять, услышал ли. Но не увидела на лице ровным счетом ни одной эмоции. Опустила взгляд на руки, сложенные на коленях и произнесла:

— Выпусти меня.

— Зачем?

Господи, с какого времени извинения стали даваться столь сложно?

Я прикрыла глаза и прошептала:

— Хочу ей помочь.

Откинувшись в кресло, Север пригладил волосы, запустив в них обе ладони. После поездки к речке, они растрепались, придавая ему непривычно разбитной и дерзкий вид, который в сочетании с кожаным салоном автомобиля, делал его больше похожим на рок звезду, а не на ученика элитной академии. А потом ответил:

— Нет.

— Но почему? — возмутилась я, аж подпрыгнув на сидении. — Полчаса назад ты буквально заставлял меня мыть эту чертову машину, а теперь я хочу сделать что-то действительно полезное, но ты не позволяешь!

— Во-первых, — я аж вздрогнула, когда он, повернувшись, произнес это. — Выбирай слова, когда со мной разговариваешь. Я тебе не друг и не очередной дворовый приятель, которым ты можешь крутить на раз два, — он щёлкнул перед моим лицом пальцами. — А во-вторых, я хочу, чтобы ты запомнила каждую чертову минуту, когда из-за тебя страдает другой человек. И возможно в следующий раз ты будешь думать.

— Но… — попыталась запротестовать я.

— На этом все.

И больше он не сказал ни слова.

Когда машина остановилась у академии, Север приказал: — Иди. Чтобы больше я тебя не видел. — И впервые захотелось подчиниться. Без пререканий.

В комнату я вернулась настолько морально опустошённой, словно не сидела в дорогом автомобиле, а разгружала вагоны с углем.

Ночью толком не спала, ворочаясь с боку на бок. На утро голова раскалывалась. Но на этот раз не от недостатка сна. Все мысли в ней занимал один крайне странный парень.

Глава 14. Долги надо возвращать (Север)

— Всем привет! Меня зовут Виктор, и я алкоголик.

— Здравствуй, Виктор!

«Видишь, как просто? — развел я руки в стороны, глядя на Макса, словно уговаривая: — Твой черед!»

Он показал мне средний палец, скривился как ребенок, в которого силой пытаются запихать горькое лекарство, — хотя, учитывая какой градус обычно потреблял, сравнение было далеко от правды, — и невесело помахал всем в комнате.

— Хай. Меня Макс зовут. — Вздохнул и выдавил через силу: — Да, и я алкоголик.

Под дружное «Привет, Макс!», я провел ладонью по лицу. Господи, академия мне обязана за это доплачивать. Да и вообще за Макса. Отпусти его одного — как пить дать, сбежит. Вот и приходилось таскаться на каждый сбор его «клуба поддержки», хотя у меня самого никогда не было проблем с какой-либо зависимостью.

Отец в свое время тягу напрочь отбил.

Мне было пятнадцать, когда я не успел пачку с куревом спрятать. Он тогда ни слова не сказал ни мне, ни матери, только довольно улыбался, глядя как я давлюсь десятой сигаретой подряд. Где-то после двенадцатой, этот момент я уже помнил плохо, меня вывернуло. После этого курить как-то расхотелось. Как и напиваться. Подозревал, поймай он меня, методы будут те же. А то и похуже что.

Лесниченко старший же был полной противоположностью. Иногда казалось, он просто непроходимо глух и слеп. Потому что его сын буквально орал, чтоб на него обратили внимание.