Парадокс Зенона, или Старая тетрадь

Наш новый лагерь достоин отдельного описания. Палатка была вся штопаная-перештопанная. Сверху на ней лежал полиэтилен, не позволяющий протекать воде. На полиэтилен была натянута рыбацкая сеть, по краям которой для утяжеления висели тяжёлые стеклянные поплавки, благодаря чему даже сильный ветер не срывал эту гидроизоляцию. Внутри палатки был сколочен деревянный каркас, который тоже недавно ремонтировали, что не ускользнуло от нашего внимания. Как выяснилось, и порванная палатка, и поломанный каркас были следствием недавнего набега двух медведей. Дощатый настил, «спальное» отделение и «рабочие» сени, придавали жилью необходимый комфорт. На улице рядом с палаткой стоял сколоченный стол, пара скамеек, а по тропинке рядом нёсся ручей, образованный дождевым потоком.

Под непрекращающимся дождём трое нижегородцев развернули свою мокрую палатку. Чтобы её просушить, соорудили из половинки железной бочки печку, но сия конструкция сыпала таким количеством искр, что побывавшая в солёной воде ткань постоянно прожигалась. Мы спешно зашивали эти дырки. Новая напасть: вспыхнула палатка. Погасив огонь, обнаружили, что вход нашей палатки сгорел. Такая же участь постигла и один из трёх спальных кулей на оленьем меху. Развернув радиостанцию в остатках палатки, я попытался выйти на связь с базой в Корфе, чтобы сообщить, что мы перебросились самостоятельно, но попытки мои были тщетны, как впрочем, и в последующие дни.

Ребята с Казанского университета предложили нам не мучиться, а ложиться спать вместе с ними в тёплую двухместку. Мы были мокрые насквозь, уставшие, поэтому уговаривать нас не пришлось. Как известно – «в тесноте, да не в обиде». Усевшись за вечернюю трапезу впятером в «сенях» нашего нового жилища, по очереди стали делиться новостями. Влад и Дима (так звали «коренных» дежнёвцев) были рады нашему прибытию по ряду причин. Во-первых, они по нам соскучились. Во-вторых, они с нетерпением ожидали моего ружья, так как у них самих оружия не было, а местные медведи до того обнаглели, что не только порвали им палатку, но и повадились по ночам съедать оставляемые на улице супы и другие продукты. В-третьих, у них не было топора. Точнее – топор был, а не было топорища. Деревьев же толще пальца в бухте не водилось. В этом месте их рассказа мы засмеялись. Дело в том, что когда мы жили в Корфе, то купили топоры, к которым не было в магазине топорищ. Я, с нашей стороны, а Дима со стороны казанцев, сделали из поленьев к топорам топорища. Моё получилось страшное и неказистое, а у Димы – как на витрину. Андрей с Колей меня высмеяли, а Дмитрий сделал ещё пару: одно нам, а другое – им. Его красивое детище сломалось у нас в Анастасии уже на второй день, а моему страшному было всё нипочем. Как выяснилось, печальная судьба постигла и другие «произведения искусства». В-четвёртых, у них не было ножей. Они благополучно теряли их по очереди. Это походило на мистику, но в правоте их слов мы убедились впоследствии сами. Стоило нам найти клык или умершего моржа, как кто-нибудь из нас терял нож. Впоследствии апофеозом была пропажа ножовки, исчезнувшей почти на глазах.

В тот вечер праздничный ужин был на славу. Нас поразило изобилие различных продуктов. Казанцы угостили нас даже сигаретами, хотя сами не курили. Мы помнили, что запасов они брали меньше нашего, а вертолёт к ним тоже не прилетал. Немного поводив нас за нос, они сообщили причину своего благополучия. Как выяснилось, парни нашли в пятнадцати километрах вглубь побережья корякский «контейнер», откуда и пополнили свои запасы. Корякским «контейнером» в тех местах называют железные ящики, которые устанавливаются с вертолётов на пути проходящих оленеводческих бригад. Запас продуктов, спичек, сигарет в них ежегодно пополняется. Нашедшему сию кладовую не грозит голодная смерть.

Пока мы обменивались новостями, сварился ужин. Я достал из рюкзака специально припасённую для этой встречи последнюю бутылку водки. Мы разлили на пятерых сразу всё, чтобы хоть как-то согреться. Подняли свой единственный тост. Он был не за встречу и звучал так: «Господи, дай нам завтра хотя бы полдня сухой солнечной погоды, чтобы просушиться самим и просушить вещи!» Это было нашим самым заветным желанием в этот момент. После этого мы, сырые, залезли в «спальный» отсек палатки. Я поставил в голове заряженное на всякий случай пулями ружьё. Вскоре все уснули.

В пять утра нас поднял голос Коли Малинина:

– Вставайте! Солнце!