Это было время, когда поэт с благоговением взирал на императрицу Екатерину II, искренне считая, что именно она может стать «народной монархиней», именно ей суждено облегчить страдания народа, стать защитницей слабых и угнетенных. На него большое впечатление произвел екатерининский Наказ — этот своеобразный свод наиболее передовых и гуманных идей, подготовленный ею для Комиссии по составлению проекта нового уложения.
Несмотря на то что вскоре Наказ был положен под сукно, а Комиссия распущена, само слово «закон» стало для Державина глубоко символичным. Он мечтал быть всегда верным сподвижником Екатерины II и блюстителем законов. За работу в Сенате принялся с присущим ему рвением.
В 1779 году в Петербурге перестраивалось здание Правительствующего сената. На экзекутора Державина было возложено наблюдение за строительными работами. Здание сената располагалось на углу набережной Невы и Сенатской площади. Рядом строился великолепный Исаакиевский собор. На самой площади шла установка величественного памятника Петру I работы скульптора Фальконе.
Особое внимание придавалось устройству зала для общих собраний сената. По стенам зала шли лепные барельефы, сюжет которых предложил приятель Державина, архитектор и поэт Н. А. Львов. Словесное описание составил сам Державин, а исполнены барельефы были художником Г. И. Козловым и скульптором Ж.-Д. Рашеттом. В центре барельефа изображались Истина, Человеколюбие и Совесть, которых Минерва (под ней подразумевалась, естественно, Екатерина II) вводит в храм Правосудия. По словам Державина, генерал-прокурор Вяземский, осматривая зал и увидев обнаженную Истину, сказал: «
Седьмого декабря 1780 года Гавриил Романович был переведен экзекутором в только что учрежденную экспедицию о государственных доходах, которая находилась в ведении генерал-прокурора. Вяземский поручил ему составить так называемое «начертание» о правах и обязанностях экспедиции. Державин был в отчаянии — не знал, как подступиться к выполнению трудного задания. Будучи человеком талантливым и сообразительным, он все же нашел выход. Собрав все указы, на основе которых были учреждены камер- и ревизион-коллегии, статс-контора и другие экспедиции, он заперся у себя дома и принялся за работу. Впоследствии Державин вспоминал: «
Вяземский хотя всячески и придирался, и пытался даже сам поправить вступление, все же представил «начертание» императрице, которая его утвердила, и впоследствии оно вошло в Полное собрание законов.
В июне 1782 года Державин получил чин статского советника. Тогда же он написал свою знаменитую оду «Фелица», которую, по совету его друзей Н. А. Львова и В. В. Капниста, не стал отдавать в печать, опасаясь гнева осмеянных им вельмож. Однако О. П. Козодавлев, без разрешения автора, снял с нее копию. Ода стала известна в Петербурге, а 19 мая 1783 года княгиня Е. Р. Дашкова, президент Российской академии, опубликовала ее в части первой «Собеседника любителей российского слова».
Ода настолько понравилась Екатерине II, что она направила поэту золотую табакерку с пятьюстами червонцами и с надписью: «Из Оренбурга от Киргизской Царевны мурзе Державину».
Публикация оды сразу же сделала Державина знаменитым. Он, по общему признанию, выдвинулся в число первых поэтов России. Вскоре он стал членом Российской академии.
Однако ода вызвала гнев его непосредственного начальника генерал-прокурора Вяземского, который усмотрел в ней то ли сатиру на себя, то ли не мог смотреть равнодушно на славу своего подчиненного. Отношения стали натянутыми. Окончательный же разрыв произошел после следующего случая. От губернаторов в конце года поступали ведомости об ожидаемых доходах. На их основании экспедиция о государственных доходах составляла так называемый «доходный табель» на следующий год. Ведомости, поступившие в 1783 году, свидетельствовали о том, что намечалось заметное повышение доходов. Однако генерал-прокурор Вяземский, ссылаясь на неполноту сведений, приказал составить «табель» по старым отчетам губернаторов. Таким образом, доходы государства были бы показаны ниже тех, которые поступили бы в действительности. Державин стал категорически возражать против такой фальсификации, к которой частенько прибегал Вяземский, а до него еще генерал-прокурор Глебов. И он решил во всем разобраться сам.