— Наивный человек, — Алиса пыталась не поддаться его настроению, хоть ей и приятно было внимание мужчины, — цепями ты бы меня не удержал.
— Ну чем-то же удержал, — он подошёл совсем близко, беря Алису за руку. Со стороны они казались героями романа столетней давности. Девушка в длинном платье с оборками, в изящной шляпке, с кружевным веером и мужчина в строгом костюме, который со всем возможным трепетом проявлял заботу о своей даме. Даша невольно залюбовалась.
— Ты что-то ворчал, когда пришёл. Чем-то опять недоволен? — романтический настрой силами Алисы Коротаевой улетучился в одночасье.
Дима оправил пиджак, возвращая себе деловой вид.
— Дубак лютый, говорю, народ мёрзнет. Каждый раз столько недовольных отзывов. Хоть закрывайся на зиму.
— Когда работать-то? Мы и так на лето закрываемся, — кинул кто-то из актёров.
— А вообще, не дело, — поддержал разговор другой. — Я после каждого спектакля потом с температурой отлёживаюсь.
— Надо чердак до ума довести. Сколько можно?
Под гомон недовольной толпы худрук замахал руками.
— Так, ну всё, всё! — оборвал он поток жалоб. — Без вас знаю. Придумаем чего-нибудь. Начальство в отъезде. Приедет — обсудим, — он глянул на Дашу в поисках поддержки. Та лишь пожала плечами, вспомнив их разговор с Артёмом на кухне.
О том, что что-то надо делать, знали все, но мало кто готов был приближаться к злополучному чердаку. Артёма тоже можно было понять — он не желал больше рисковать жизнями и здоровьем людей. Почти сразу после того, как Егорыч устроил Даше демонстрацию степени запущенности мансарды, в её голову закралась идея. Бредовая, как ни крути, но чем чёрт не шутит? Теперь девушка всё больше убеждалась в том, что происходящее в театре было окутано грозной силой не упокоенных душ, а многочисленные подтверждения их недовольства лишний раз это доказывали. В связи с тем, что ей нечасто удавалось вырваться из стен ООО «Кариатида», она решила воспользоваться случаем и наведаться на чердак после того, как от души наговорилась с подругой и коллегами.
Взяв из гардероба свой пуховик, снуд и шапку, девушка направилась в противоположную от выхода из театра сторону. Её путь теперь лежал по направлению к главной лестнице. Она быстро взбежала наверх, а когда оказалась под заветной дверью чердачного люка, остановилась в нерешительности. Голову немедленно пронзили воспоминания историй о несчастных, которые поплатились за свою инициативу все без исключения, но Даша не планировала ничего оттуда выносить, да и выносить-то было нечего. Ей просто хотелось сделать хоть что-нибудь.
Холод уже пробирал до костей. Она поспешила надеть на себя верхнюю одежду и только после этого взялась за перекладину лестницы. Поднявшись, она ещё некоторое время возилась со щеколдой, а когда, наконец, отворила её, постаралась как можно более бесшумно положить тяжёлую крышку с другой стороны. За время всех этих манипуляций Даша ощутила, как взмокла под слоем душного пуховика. Пришлось стянуть шапку, снуд и расстегнуться. Но ненадолго — вскоре она снова замёрзла.
Взобравшись наверх, она огляделась. Никаких признаков жизни запущенная мансарда не подавала. Сёму ещё осенью переселили в тёплый подвал поближе к отопительным трубам и укромным закуткам, где можно было дремать и в ус не дуть целыми днями. Теперь же в серой промёрзлой затхлости этого унылого помещения Даше казалось, что она попала в какую-то постапокалиптическую реальность, что было вдвойне нелепо после шумного зрительного зала и ещё более шумной и оживлённой атмосферы общей гримёрки.
Она включила фонарь на телефоне и ступила на пыльные доски, оставляя следы за собой. Дойдя до нужной двери, она ещё с минуту сомневалась, но взяв себя в руки, всё же потянула ручку. Фонарь пришлось выключить — тусклый вечерний свет заполнял помещение, проникая через одно целое и одно треснувшее окно. Даша прошла вперёд. Оказавшись посреди мрачной комнаты, она закрыла глаза. Снова требовалось собраться с силами, на что пришлось потратить ещё пару минут. И всё же, спустя мгновения тишины, комнату заполнил её приглушённый голос.
— Добрый вечер, — неуверенно проговорила она и открыла глаза. В ту же секунду стало как-то неловко, Даша дёрнулась, обругав себя самыми обидными словами за глупость, но всё же продолжила. — Меня зовут Даша и я очень люблю этот театр, — она огляделась, ища чего-то, но теперь уже продолжила более уверенно. — Мне говорили, что вы тоже его очень любите и не желаете, чтобы тут что-то менялось. Я могу это понять. Мне и самой приходилось довольно долго существовать в убеждении, что всё так, как должно быть и менять ничего не нужно. Но я тогда оказалась неправа, — она снова сделала паузу, прислушиваясь к тишине. — Мне легко говорить, ведь я живу и способна исправлять ошибки, менять свои решения, если они неверные и вы, может быть, даже меня не слушаете, а, скорее всего, я тут трындю сама с собой как блаженная и сейчас сюда нагрянут санитары, чтобы увезти меня в дурку. Чёрт! — Она не выдержала, прижала руки к лицу, нервно отёрла его и с глухим рычанием прошлась из угла в угол.