Парашютисты-диверсанты Сталина. Прорыв разведчиков

– Мой дед настоял, чтобы я изучал русский язык. Он говорил, что русские и немцы – это великие народы, которые должны жить в мире между собой.

– Тогда какого же хрена ваш психопат фюрер напал на СССР?

– Я не могу отвечать за его поступки! Лично я не одобряю этой войны!

– Тогда спрошу прямо: вы готовы нам помогать?

– Какую помощь вы имеете в виду? Стрелять в своих я не буду!

– Экий вы разборчивый! – вмешался в разговор Макс. – Гитлера не одобряете, но и бороться против него не желаете! Уж определитесь как-нибудь, на чьей вы стороне!

– Не дави на него, Макс. – Голос Седова звучал мягко. – У нашего летчика свои собственные понятия о чести. Чутье подсказывает, что мы можем ему доверять. Он, между прочим, дворянского происхождения, самый настоящий барон!

– Да хоть герцог Вюртембергский! – Обычно сдержанный Макс неожиданно завелся. – Можно подумать, что он один такой благородных кровей!

Тут Макс внезапно осекся и, искоса взглянув на Отто, резко сменил тему разговора:

– Андрей, как я понимаю, мы следуем в направлении Штеттина! Каковы твои дальнейшие планы?

– Если удастся благополучно миновать Штеттин, то километров через двадцать пять или тридцать мы доберемся до аэродрома. На нем базируются разные типы самолетов. Поскольку аэродром находится в глубоком тылу, то его охрана, как я надеюсь, не слишком внимательна. Попытаемся завладеть самолетом, посадим Отто за штурвал и по воздуху пересечем линию фронта!

– Ты хочешь угнать из-под носа у немцев самолет? – Судя по голосу, Макс был сильно удивлен.

– Но ведь ты же угнал из самого центра Берлина броневик! – парировал Андрей и улыбнулся.

Метрах в ста впереди на дорогу с деловым видом вышла серая кошка. Андрей резко нажал на клаксон. Кошка, выгнув спину, юркнула в придорожные кусты.

– Если моя затея с самолетом не пройдет, – продолжил Седов, – тогда можно попробовать уйти морем. Там недалеко расположен порт Свинемюнде. Возьмем у фрицев напрокат катер или буксир…

– Или подводную лодку! – вмешался в разговор проснувшийся Терентьев.

Разведчики засмеялись. Сержант Воронин протер глаза и стал рыться в вещмешке, лежащем у его ног. С хитрым видом достав большую плитку шоколада, он разломил ее на пять равных частей и раздал присутствующим, не забыв и себя.

– Вкусно! – с набитым ртом проговорил Макс, откусивший сразу половину своей порции. – Спасибо, сержант!

– Кушайте на здоровье! – ухмыльнулся Воронин.

– Что-то я не помню, чтобы в наш сухой паек входил шоколад, – задумчиво произнес Терентьев.

– Ты прав, командир! Шоколада в нашем пайке не было! Я его позаимствовал в закромах столовой на аэродроме, примерно за час до вылета на задание!

– То есть стащил?

– Никак нет, товарищ лейтенант! – Глаза Воронина задорно блестели. – Не стащил, а взял взаймы. Как чувствовал, что пригодится! Я еще после обеда честно предложил этому скупердяю-повару обменять пару плиток на банку тушенки, а он две потребовал! Вымогатель! Пришлось зайти попозже. Да там целая полка была забита этим шоколадом, а я взял совсем немного! И записку оставил на видном месте, что верну, как только смогу! А внизу на листке поставил точное время и дату!

– А чьим именем ты подписал эту записку, диверсант? – усмехнулся Андрей.

Услышав вопрос, Воронин со страдальческим видом наморщил лоб и обхватил голову руками, словно пытаясь собрать все мысли воедино. Это вызвало дружный взрыв смеха у окружающих.

Подождав, пока все немного успокоятся, Федор Воронин, с трудом сохранявший серьезное выражение на лице, испуганно вытаращил глаза, хлопнул ладонью себя по лбу и, сложив губы дудочкой, важно произнес:

– Я забыл!

Теперь он выглядел настолько комично, что все, в том числе и Отто, принялись хохотать, что называется, до слез. А управлявший машиной Андрей Седов, едва взглянув на сержанта в зеркало, сразу же сбросил скорость, чтобы не вылететь на обочину.

– Что ты забыл? – натужно выдохнул Терентьев, согнувшись пополам от смеха.

– Я забыл подписаться! – радостно воскликнул сержант.

Сил смеяться вслух у окружающих уже не было. Они только всхлипывали и трясли головами. Макс уронил фуражку на колени. Его крупная лысая голова, обычно нежно-розового цвета, сейчас приобрела ярко выраженный багровый оттенок. Лейтенант Терентьев и барон Отто фон Камп, обессилев, повалились друг на друга. Андрей благоразумно остановил машину на обочине и уронил голову на руль. Его плечи судорожно вздрагивали, из глаз текли слезы. Так он не смеялся уже давно!

Воронин, видя состояние своих товарищей и уже всерьез опасаясь, что повторный приступ столь бурного веселья может неблагоприятно отразиться на их здоровье, незаметно убрал вторую плитку шоколада обратно в вещмешок.

Только через десять минут, когда водитель и пассажиры успокоились, черный BMW снова выехал на шоссе и продолжил путь. Дорога была свободна, даже пустынна в обоих направлениях.

* * *

Начинало смеркаться. Низкая плотная облачность и мелкий дождь усиливали ощущение приближающейся ночи.

Машина, которой теперь управлял Макс, приближалась к Штеттину. Придорожные указатели информировали, что до города оставалось пять километров.