Парашюты над Вислой

Ксёндз тяжело задумался. Помолчав минуту, он спросил неуверенно:

— А Данута?

Савушкин ухмыльнулся.

— Вряд ли. По той же причине. Да и барышня она… Не тот материал.

Пан Хлебовский кивнул.

— Да, Дануся — чистая душа… Вы знаете, ведь это она уговорила пана Арциховского прийти сюда. Да-да, не удивляйтесь! — воскликнул ксёндз, видя, что Савушкин что-то хочет сказать. — Она сказала пану Каролю, что двое русских только что спасли жизнь пятерым полякам, и именно эти русские свою вину за Катынь искупили, пролив кровь за польское дело. А у неё отец там… Ну, вы понимаете. Пан Арциховский внял её словам и сейчас спасает пана Некрасова…

Савушкин впервые не знал, что сказать. Удивительный всё же народ, поляки… Иногда — как дети малые, иногда — как балбесы без царя в голове, а случается — благородство бьёт через край… Ну ты подумай…

Что-то долго пан Арциховский режет Некрасова. Хотя подгонять тут нельзя, такое дело… Ладно, подождём.

— Пан Чеслав, а у панов Шульманов водились какие-нибудь полезные для здоровья напитки?

Старик хитро улыбнулся.

— Водка?

— Ну хотя бы…

— Были. Пан Шмуль перед отъездом меня угощал. Как раз за этим столом. С вашего позволения, я поищу в шкафу…

Поиски были недолгими — через минуту ксёндз выставил на стол основательно покрытую пылью фигурную бутылку и две такие же стопочки — которые тут же взялся протирать носовым платком.

— Не то, чтобы я алкоголик, но после Некрасова пан Кароль займётся мной, а анестезии у нас тут, как вы понимаете, никакой… Чисто в медицинских целях!

— Понимаю. Мы в Порт-Артуре этим же спасались от ветров с моря. Страшно холодно и сыро было, только водка и выручала…

Ксёндз протёр бутылку, разлил по стопкам немного прозрачной жидкости — и, подняв свой стаканчик, произнёс:

— На здровие! Или как в России сейчас говорят?

— За победу! — ответил Савушкин и поднял свою ёмкость.

— Хорошо. За победу!

Они разом выпили, ксёндз выдохнул, Савушкин от удовольствия крякнул. Тут в кабинет вошёл хирург. Пан Кароль изрядно вспотел, ворот его рубахи был — хоть выжимай, но выглядел господин Арциховский хоть и усталым, но довольным.

— Успешно, пан хирург? — спросил Савушкин.

Арциховский кивнул.

— Млоды. Жить будет. Надо две недели под присмотром… Но у вас, как я понял, этих двух недель нет?

Савушкин подумал про себя: «У вас их тоже нет» — но вслух произнёс другое:

— Нет. Но дней пять мы всё же попробуем выделить на поправку нашего товарища…

Хирург кивнул.

— Хотя бы так. Давайте посмотрим вашу рану.

Савушкин сел на подставку для ног, стоявшую у хозяйского кресла, тяжелого, важного, обтянутого толстой буйволиной кожей — чтобы невысокому доктору не пришлось тянутся вверх. Арциховский быстро снял повязку, осмотрел рану, деликатно дотронулся до выступающего края осколка — Савушкин ойкнул, но сдержался — и промолвил:

— Рана поверхностная. Водка есть? — Ксёндз молча поднял бутылку, стоящую на столе. — Хорошо, тогда стакан водки — и будем извлекать.

Савушкин махом осушил стакан, подождал минуту — и почувствовал давно забытое состояние лёгкого опьянения. Нет худа без добра… — подумал он. И тут жуткая острая боль пронзила всё его тело — доктор, не говоря ни слова, исподтишка хирургическими щипцами выдернул осколок из плеча. Вот же чёртов коновал!

— Прошу прощения, пане капитану, но я решил, что вас, человека мужественного, можно не готовить к операции. — Сказал вроде серьезно, а в глазах чёртики. Вот зараза!

Савушкин хмыкнул.

— Всё верно. Долгие проводы — лишние слёзы, вырвал — и вся недолга.

Доктор кивнул, и, обернувшись к двери, крикнул:

— Данусю!

Вошла Данута с саквояжем доктора.

— Załóż bandaż na bohatera.[146]

Девушка принялась за перевязку. Савушкин присмотрелся — а ведь хороша, зараза! Интересно, сколько ей лет? Батька попал в плен ротмистром, это майор, на пехотные звания. Лет сорок, стало быть. Значит, есть большие шансы, что дивчина совершеннолетняя. Прям как-то даже вдохновляет… Савушкин про себя улыбнулся. А ведь это стакан водки в нём на фривольные мысли толкает! Алкоголь — яд.

Как только Данута закончила — пан Арциховский промолвил:

— Дня три будет тяжело. И вам, и вашему солдату. Может быть высокая температура. Головокружение, пот, слабость. Это нормально. Ранения раньше были?

Савушкин кивнул.

— Сквозное в брюшную полость. Месяц в госпитале пролежал.

— Ну тогда вы всё знаете и так. А ваш коллега?

— Был. И сложный перелом руки. Пулей перебило.

— Значит, и ему всё известно. На пятый день должно все прийти в норму. Перевязки каждые двенадцать часов. Лежать! Кушать. Много пить, очень много. Не водку!

— Понятно.

— Я приду послезавтра. Проверю состояние. Но не думаю, что будет плохо. Молодые, ранения простые, быстро провели дезинфекцию и перевязку ран. Не смею более мешать, честь имею!

Доктор встал, потрепал Савушкина по здоровому плечу, взял саквояж и вышел. Савушкин после его ухода спросил ксендза:

— Может, надо было заплатить?

Пан Хлебовский кивнул.

— Для этого он и придет. Не беспокойтесь, пан Арциховский своего не упустит… — и улыбнулся иронично.

Савушкин усмехнулся про себя. Забыл совсем, что они за границей…

— Сколько ему нужно будет дать?