Парашюты над Вислой

Второй залп лёг с небольшим перелётом — взлохматив крыши сараев и обвалив несколько плодовых деревьев у самого парка. Всё понятно, классическая «вилка», следующая серия ляжет во двор… Но эта педантичность немецких миномётчиков спасла гражданских — когда очередные шесть мин — батареей лупят, подумал Савушкин, — легли меж домами, никому, кроме зазевавшегося старика в клетчатой панаме, это ущерба не принесло — да и дед пострадал весьма условно, осколок выбил из его рук баул, а второй — сорвал панаму. Опешивший дед остался стоять — пока какой-то боец, выпрыгнув из окопа, не втолкнул его в убежище.

Миномётный обстрел прекратился. Во дворе народ радостно загомонил, повстанцы начали покидать окопы — Савушкина же это внезапное прекращение огня крайне насторожило. Немцы — не дураки… Пристрелка? А сейчас выпустят по полбоекомплекта и вспашут двор основательно? Или? Твою мать! Конечно! Определили точное расстояние!

— Хлопцы, сейчас немцы начнут из гаубиц гвоздить, всем — под стены! Потолок вроде прочный, но мало ли что… — Савушкин не успел договорить — с запада раздался утробный строенный выдох гаубичного залпа — и во дворе дома начался ад…

В первые несколько минут гаубичные снаряды обрушили оставшиеся невредимыми после обстрела из шестиствольных минометов перекрытия крыш — которые рухнули внутрь домов; во дворе фонтаны земли, ежесекундно вспухая и опадая, выбрасывали вверх остатки имущества беженцев, фрагменты тел, обломки оружия — в полчаса стапятидесятимиллиметровая гаубичная батарея перепахала двор почище трактора с дюжиной плугов. Пытавшиеся укрыться в домах и подвалах люди по большей части также пали жертвами обстрела — но не от гаубичных снарядов: их раздавило рухнувшими стенами, балками и межэтажными перекрытиями.

Обстрел длился более часа; сначала Савушкин пытался считать разрывы — главным образом, чтобы чем-то занять себя, ввиду полной невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию — но на четвертой сотне бросил. Немцы не жалели снарядов — видимо, где-то неподалёку были артиллерийские склады, которые повстанцы отчего-то не озаботились взорвать. Вопиющая безалаберность, что уж тут говорить…

— Товарищ капитан, кажись, всэ… — прошептал ему на ухо Костенко.

Точно, обстрел закончился, а он и не заметил… Эвон оно как…

— Некрасов, что у тебя? — Снайпер дежурил у продуха и контролировал ситуацию на западе.

— Идут. Шмалять?

Савушкин махнул рукой.

— Бесполезно. Сколько их там?

— Человек двести. Только…

— Что «только»?

— Да что-то не похожи они на немцев. Какие-то оборванные все, не по форме, и шатаются… Как пьяные…

Савушкин подошёл к продуху и всмотрелся в идущих цепью немцев. Да, действительно — какие-то непохожие на себя фрицы… Понятно, война скоро на шестой год перевалит, но вот чтобы так… Кителя грязные и рваные, на голове у кого что, включая советские каски… Шайка-лейка какая-то, банда Сени Чалого, а не вермахт.

Из окопов повстанцев раздались несколько винтовочных выстрелов — три немца рухнули, как подкошенные, остальные тут же открыли шквальный огонь, и, пригнувшись, бросились к домам. Из окопов по ним ещё несколько раз выстрелили, короткую очередь выплюнул уцелевший пулемёт — но затем немцы ворвались на позицию и в несколько секунд всё было кончено. Цепь свернулась в колонну, и немцы вошли во двор.

Савушкин переместился к заваленному входу. Вошедшие во двор немцы повели себя крайне странно — вместо того, чтобы занять внешний периметр, они всей толпой принялись потрошить валяющиеся всюду груды барахла, принадлежавшего беженцам. Некоторые принялись обыскивать трупы штатских, а один — Савушкин поначалу не поверил своим глазам, но всё это происходило в пяти-шести метрах от обвалившегося выхода, и глаза его не обманывали — достав из кармана плоскогубцы, начал выдирать у трупов зубные коронки. Савушкина от омерзения перекосило.

— Товарищ капитан, а балакають-то не по-немецки… — Прошептал из-за спины Савушкина старшина.

— Чую. — Так же тихо ответил капитан. Вошедшие во двор немцы не просто говорили не по-немецки — они говорили по-русски… У Савушкина потемнело в глазах.

— Власовцы. А нимцев нэма.

— Бачу.

Из подвала дома напротив власовцы выгнали группу беженцев человек в сорок, с детьми и баулами. Копошившиеся рядом солдаты немедленно подскочили к полякам и принялись рвать у них из рук их сумки и чемоданы. Беженцы вздумали сопротивляться — и тогда вразвалочку подшедший к ним пулеметчик с MG-34 наперевес осклабился, махнул рукой своим, мол, в сторону — после чего, вскинув пулемет, выпустил в толпу беженцев длинную очередь, стреляя до тех пор, пока последние поляки не рухнули на землю. После чего с видом выполненного долга вновь махнул своим товарищам в сторону груды тел — дескать, орудуйте, сопротивляться некому…

— Товарищ капитан, вы бачили?

— Бачив. Всэ бачив, Костенко.

— Та шо ж это… Там жэ ж диты…

Савушкин в ответ лишь промолчал. Это уже не люди… И самое скверное — эта падаль говорит с ними на одном языке. Мерзко…