Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор

Я зашел на чашку чая в «Стрэнд Лайонз» ради удовольствия вспомнить былые времена, затем по бульвару Святого Мартина прошел обратно к музею, неотступно ощущая негаснущий, прохладным приливом полонящий меня восторг. Вид двух хорошеньких студенток, поднимающихся по ступенькам музея, натолкнул еще на одну мысль: что если подыскать кандидатом на операцию какую-нибудь девушку интеллектуалку? Может быть, рожденные от нас дети уже имели бы это качество «созерцательной объективности»?

Джекли находился у себя в кабинете: невысокий подвижный человек, на вид гораздо моложе своих пятидесяти семи. Была там еще молодая женщина с двумя ребятишками лет примерно трех и пяти.

— А-а, — приветствовал меня Джекли, — парнище мой дорогой, рад вам, рад. Это моя племянница, Барбара. Как насчет чашки чая? Через десять минут буду готов к убытию, уж прошу прощения…

Девчушка, самостоятельно представившись: «Бриджит», спросила, скоро ли будет капитан Марво. Я понял, что это какой-то мультяшный персонаж из телепрограммы в пять часов. Мама уверила ее, что до «Капитана Марво» они еще успеют доехать до дома. Пятилетний малыш спросил, есть ли у меня аэроплан; узнав, что нет, разочарованно сник.

— Дядя Робби сказал же, что вы делаете периёты. — Очевидно, слово «переводы» он воспринимал как что-то сходное с «перелетами».

Мать ребятишек была высокой и стройной, хотя, судя по всему, где-то на шестом месяце беременности. Мне понравилось ее спокойное, интеллигентное лицо с большими серыми глазами. Она сказала, что прочла мое письмо к Джекли и ей интересно, сколько уже времени я изучаю язык майя.

— Ой, давно, — ответил я уклончиво.

— Дядя Робин в самом деле чувствует себя как-то неловко. Все сокрушается, что таким отпетым дураком себя выставил. Правда, я даже представить не могу, чтобы он на кого-то кидался: на него это просто не похоже.

Для того, чтобы сменить тему беседы, я вынул фотографии Ватиканского манускрипта и стал показывать ей изображения божеств и демонов майя. Девчушка подлезла посмотреть на картинку, где ощерившийся бог разрушения всаживает обоюдоострое копье в похожее на собаку создание, и спросила:

— А почему он так боится?

На секунду я подумал, что она говорит про собаку, но она, оказывается, показывала на демона. И тут до меня дошло, что ребенок прав и видит глубже, чем я. Откуда эта жуткая, угрожающая гримаса? Она была обратной стороной злобного веселья бирюзового черепа; скорее страх, чем сила.

Когда Джекли вернулся, а я допил принесенный секретаршей чай, мы пошли из музея. Мальчик Мэттью, увидев мой красный спортивный автомобиль, заявил, что хочет ехать именно на нем. Поэтому женщина с детьми поехала со мной и показывала дорогу к квартире Джекли в стороне от Кингз-роуд. Эта спокойная, явно интеллигентная женщина вызывала у меня живой интерес (хотя было в этом что-то странное: такое же безотчетное любопытство возникло у меня сегодня к официантке, подававшей чай в «Стрэнд Лайонз»). Женщина рассказала, что живет в Дорсете, а сейчас временно остановилась на квартире у дяди. Я поинтересовался, чем занимается ее муж; она ответила, что он художник. Затем добавила:

— Только вместе мы теперь не живем. Я развожусь.

— Не ужились?

— Не в этом дело. Он ужасно нестабильный. Да он притом еще уехал, и не один, — добавила она негромко.

— И что вы думаете делать?

— Секретарю понемножку у дяди Робина. Надо время, определиться…

— Если интересно, — вырвалось у меня, — можете поработать у нас с Литтлуэем. — Действительно, Литтлуэй сегодня еще обмолвился, что ему нужен секретарь на полставки, вести переписку.

— А детей куда?

— Он не против. Они у вас вроде смирные.

— Вы их еще не знаете, — с улыбкой сказала она.

Когда через полчаса мы выходили из машины, мне казалось, что мы с ней знакомы уже несколько лет. Очень напоминало то, что я испытывал к Кларете: глубокая, телепатическая симпатия.

Пока дети смотрели телевизор, а Барбара готовила, мы с Джекли сидели в кабинете и беседовали о Ватиканском манускрипте. Лгать мне претило, но выхода не оставалось. Приходилось создавать впечатление, что язык майя я изучаю уже долгие годы, а к выводам шел путем напряженного размышления: невозможно было объяснить Джекли ментальные процессы, с помощью которых я делал свои заключения. Ему они наверняка показались бы гаданием на кофейной гуще. К счастью, себя в этой области Джекли считал полным дилетантом (хотя знания у него были очень внушительные) и полагал, что мой диапазон гораздо шире, чем его. Поэтому, когда некоторые доводы я приписывал Уильяму Гейтсу, Уорфу или Кнорозову, он не требовал, чтобы я называл вещи конкретнее. Во время беседы я был сражен необычайной честностью и порядочностью Джекли. Трудно было представить, что такой человек мог так разъяриться на Литтлуэя; мурашки шли по коже при мысли, что «они» обладают такой силой.