«А вот этот очень любит Вийона, – вспомнились слова Ларчика. – Я к тому, что не думай, будто все они тупые».
– Я и не думаю, – упрямо сказала я. – Ничего такого не думаю. Но верить в это мне тоже не хочется! Может быть, я кажусь глупой и наивной, но не хочется!
Я достала сигареты. Закурив, проследила за ленивым парением дыма и в очередной раз сказала себе:
– Знаете, чего вам недостает, милейшая Александрина? Решительности. Простой решительности. Один звонок способен рассеять ваши подозрения или укрепить их. Так, может, стоит рискнуть? Конечно, это кретинизм – звонить этим людям с домашнего телефона, они же могут вычислить тебя потом, но кто не рискует, тот ведь не пьет шампанского, не так ли?
Затушив окурок, я набрала номер.
Трубку взяли сразу. И мои сомнения растаяли столь же стремительно, сколь и дым от сигареты.
– Алло, – голос звучал недоуменно и настороженно. – Я вас слушаю…
Я смотрела на телефонный аппарат с ненавистью.
– Алло, говорите.
Что, собственно, мне сказать?
Что я люблю Вивальди?
Я усмехнулась. Можно сказать и об этом. Можно спросить, где находится Таня Глухарева. Можно спросить, зачем понадобилось убивать троих людей, которые так преданно и верно несли знамя «Трудовой молодежи». Можно вообще в открытую поинтересоваться, что это за мерзкая организация? Наркокартель или все-таки оазис борьбы за «чистоту нравов»? Или это странное сообщество живет лозунгом «одно другому не мешает»?
Мои снимки лежали передо мной. Я рассматривала их. «Из них можно создать совсем недурственный коллаж, – рассмеялась я про себя с оттенком злости. – Только вот нет там почему-то того человека, который отвечает сейчас на мой звонок».
– Алло, вы будете говорить?
Мой абонент начинал терять терпение.
– Буду, – сказала я, приглушив свой голос. – У меня кое-что есть, что может вас заинтересовать.
На другом конце провода воцарилось зловещее молчание.
– Что именно?
– Фотографии, – сообщила я все тем же голосом. – Очень интересные фотографии. Как вы думаете, какая газета сможет купить подороже у меня снимки, на которых запечатлены лидеры «Трудовой молодежи», торгующие наркотиками?
Он какое-то время молчал, как бы соображая, о чем речь.
– Я понимаю, что это не ваше дело, – продолжала я атаку. – Но видите ли, в чем проблема. Так исторически сложилось, что еще вчера я бы отдала эти фотографии и бесплатно, так как глубоко презираю вашу тусовочку. Но в силу того, что мне нужно от вас кое-что, я, пожалуй, отдам эти снимки вам. С одним условием…
– Кто у вас на снимках? – хрипло спросил голос.
– Ах, один джентльмен. Вполне респектабельный. У него очень красивые очки и весьма интеллигентная внешность. Вот только рядом с ним находится парень, совершенно не подходящий для его компании. Такой, знаете ли, грубоватый. В черной шапочке.
– Вы занимаетесь шантажом, – пробормотал мой абонент.
– Кто чем, – рассмеялась я. – Кто шантажом, кто наркотиками, а кто… киднеппингом.
– Чем?
– Киднеппингом, – повторила я. – Вот меня это и интересует больше всего. Вы говорите мне, куда делась одна девушка, я отдаю вам фотографии. Как вам сделка?
– Шантажистка, – снова пробормотал голос.
– Вы на это уже намекали.
– Я не знаю, о чем вы говорите… Я не занимаюсь киднеппингом.
– А Таня Глухарева?
Мне показалось, что он грязно выругался.
– Хорошо, давайте встретимся и поговорим.
– Замечательно, – обрадовалась я. – Завтра. Около десяти… – я набрала в легкие побольше воздуха. Утра? О, как бы мне этого хотелось! Но мое нетерпение может повредить, лишая нашу встречу должного эффекта. – Вечера. Возле консерватории. Пойдет?
Там помолчали, обдумывая странности моего поведения. Потом коротко бросили:
– Хорошо. Как я вас узнаю?
– Вы узнаете, – пообещала я и повесила трубку.
Ну вот, милые мои…
Теперь нам осталось совсем мало времени – о, очень мало! – на наши «таинственные игры». Наступает время предельной ясности. Подведение итогов, так сказать!
– А дело все в том, что я просто очень люблю Вивальди, – пробормотала я, сдерживая подступившие к глазам злые слезы. – Всего лишь в этом!..
Глава 11
Я курила пятую сигарету и уже начинала чувствовать, что их количество начинает сказываться на качестве моих несчастных легких.
Ларикова не было. Я стала терять терпение.
– Человек беспросветно одинок в этом мире, – мрачно констатировала я, глядя в черное окно. – И никакой доктор не едет. Славная песенка, но, похоже, мне с моей печалью и тоской придется доживать весь мой остаток дней.
Ну вот, Александра! Тебя потянуло на мрачные философские измышления! Именно так начинается депрессия.
– Просто все вокруг построено на лжи, – сообщила я темному окну. – И никто не собирается с этой пакостью бороться. Только я, как Жанна д’Арк, сижу тут в темной комнате, ожидая приговора.
Правда, я не помню, в какой темной комнате сидела бедная святая Иоанна, но уж в какой-нибудь точно сидела. Только сигарет у нее не было.
А в какой темной комнате сейчас сидит Таня Глухарева? И почему ее, черт возьми, никто не ищет? Как будто пропажа человека – дело житейское, так себе, маленький пустячок!
Где ее родители? Должна же у нее быть мать?