Пария

Пожалуй, я была неправа. Картины свидетельствовали об умственном расстройстве, но Шадрейк, судя по всему, стал более распущенным, чем был раньше – и потребление опиатов повлияло на то, как он видел мир вокруг. Эти грязные и заставляющие испытывать дискомфорт работы – как и состояние всей остальной студии – возможно, были всего лишь делом галлюцинирующего наркомана. Констан Шадрейк постепенно терял себя, растворяясь в горячечном дыму лхо и обскуры.

Кто-то скинул шмотки со стула, уселся и начал наигрывать на теорбе. Кто-то еще ударил в тамбурин. Вино и амасек разлили по стаканам, которые разобрали присутствующие. Шадрейк громко разъяснял всем новую философию своей работы над картинами, куря папиросу-лхо и энергично смешивая краски на палитре кистью, обмакнутой в олифу. Он говорил, не выпуская папиросу, зажатую в зубах. 

Я бродила по комнате, рассматривая его картины и наброски, перелистывая валявшиеся здесь же блокноты. Я чувствовала себя измотанной, меня разрывали противоречивые чувства. Моей первой задачей было защитить себя и послужить интересам Зоны Дня, – чтобы Ордос получил поддержку и был предупрежден о своих тайных врагах. Но, если во всем этом замешан варп, если сами Губительные Силы действуют через Констана Шадрейка, я чувствовала себя обязанной сделать хоть что-нибудь. Служитель Инквизиции не может остаться в стороне, если обнаружит что-то подобное. Попытка не замечать такие вещи была бы ужасным нарушением моего долга.

- Где мое стеклышко? – рявкнул он, внезапно раздражаясь. – Где эта клятая хреновина? 

Его прислужники ринулись на поиски. У Шадрейка был небольшой кусок стекла, очень старого стекла – он утверждал, что когда-то оно находилось в свинцовой раме огромного витражного окна часовни Экклезиархии. Он вставил стеклышко в деревянную рамку с ручкой и тушью начертил на нем решетку – с помощью этой штуки он мог «на глаз» быстро начертить изображение любого предмета. 

Кто-то нашел стекло и принес ему – вместе со стаканом вина, чтобы поднять настроение. Он взял вещицу, а потом посмотрел на меня сквозь стекло, держа его за ручку, словно лупу.

- Садись! – крикнул он. – Сядь вот на этом фоне, и позволь мне посмотреть на меня! Какая красота! Какая прелесть!

Он зажег новую папиросу с лхо и вновь устремил на меня изучающий взгляд.

Чувствуя себя крайне неуютно от такого пристального внимания, я отвела взгляд и обнаружила Лайтберна – он вошел в студию и теперь, хмурясь, оглядывался по сторонам. Взглянув на него, я поняла, что сейчас что-то произойдет. Оставалось только надеяться, что у него хватит ума не втравливать нас в новые проблемы.

- Кто это? – удивилась одна из девушек, тоже заметив Лайтберна.

- Да, кто это такой? – поинтересовался Шадрейк, оборачиваясь. Он рассеянно оглядел Лайтберна через свое стеклышко и, судя по всему, не был впечатлен открывшимся зрелищем. Я окончательно утвердилась в мысли, что столкновение практически неизбежно. Проклятый был одним из двух взрослых мужчин в этой комнате, единственным, кто физически мог сравниться с Шадрейком. Лайтберн был не так высок, но гораздо лучше сложен. Шадрейк, король в своем маленьком царстве, которое представляла собой коммуна, несомненно увидел в другом мужчине конкурента, способного переключить на себя внимание его порочной компании.

- Так кто это? – Шадрейк повторил вопрос, сопроводив его мерзкой улыбкой и опуская свое стеклышко. Он произнес каждое слово раздельно, словно подчеркивая их. Сейчас он стоял, расставив ноги, в преувеличенно-мужской позе, которая намекала, что он тут хозяин, и что богатство у него ниже пояса настолько велико, что не позволяет поставить ноги вместе. Я едва не рассмеялась, увидев эту пантомиму.

Но вместо этого лишь произнесла:

- Это Реннер.

Я видела, как лицо Лайтберна, бывшее мрачнее тучи, едва заметно дрогнуло при упоминании вслух его имени, которое он так долго отказывался назвать мне.

- И кто же этот Реннер? – поинтересовался Шадрейк. – Похоже, достойный человек.

- Реннер со мной, - ответила я.

- В каком смысле, милая Пад? – подозрительно осведомился Шадрейк.

Я поднялась и подошла к Лайтберну. Мои познания в психологии говорили, что необходимо вывести Шадрейка из его конфронтационной позиции – и это было несложно, потому что природа конфликта была до смешного простой и очевидной. Я лишь рассчитывала, что ум Шадрейка не слишком затуманен, и мой план сработает.

- Реннер позировал Симу вместе со мной, - сказала я. – И Сим не нравился ему так же, как и мне, так что я пообещала, что замолвлю за него словечко здесь.

- Ну, он не слишком… привлекателен с эстетической точки зрения, - заметил Шадрейк.

- Да, - согласилась я. – Но он – Проклятый.

Шадрейк нахмурился.

- И что это меняет? – не понял он.

Я повернулась к нему, улыбаясь, словно он не понимал очевидного.

- Я думала, что объяснила, - сообщила я. – Сим просто вне себя – ему не дает покоя ваша слава.

- Правда? – переспросил Шадрейк, всеми силами стараясь не показать, как он поражен.