Парикмахер Тюрлюпэн

- Честью клянусь, - воскликнул граф де Кай и де Ругон, - вы сказали меткое слово. Говорю это прямо, хотя не учился латыни. Ибо в пору моей молодости, господа, восковые свечи были дороги, а отец мой был бережлив. "Будь удальцом, - сказал он мне, - ни на что другое ты не годишься". Он поступил со мною нехорошо, не обучив меня латыни, потому что в наш испорченный век ученые в большем почете, чем солдаты. Тридцать семь лет подряд служил я своему королю. Хорошими словами он щедро меня награждал, но ушел я от него с пустыми руками.

- Он всех угощает хорошими словами, - сказал граф фон Мемпельгард.

- Будь проклят тот, кто отказывает в должном уважении Его Величеству королю! - воскликнул господин Лекок-Корбэй, потрясая шпагой в правой руке и стаканом в левой. - Я готов скрестить свой клинок с каждым, кто дурно отзывается об Его Величестве короле.

Тюрлюпэн насторожился. Он нашел дворянина, изъявившего готовность с кем угодно скрестить свой клинок, и у дворянина этого был весьма воинственный вид, в руке у него была обнаженная шпага. Тюрлюпэн приблизился к нему.

- Если такова ваша воля, то мне нужно вам кое-что сообщить, - сказал он ему. - В этом доме есть дворянин, осмелившийся говорить об Его Величестве короле весьма непочтительным образом.

- В самом деле? Он осмелился? Что же сказал этот дворянин?

- Он сказал, будто Его Величество король находит удовольствие в том, чтобы собственноручно подстригать бороды своим офицерам, и дал понять, что смотрит на священную особу короля как на брадобрея, парикмахерского болвана, швабру и пластырь...

- Гром разрази меня на месте! - воскликнул господин Лекок-Корбэй.- И вы это спокойно слушали? Я не допускаю мысли, сударь, что вы тут же не воздали ему по заслугам!

Тюрлюпэн, к огорчению своему, увидел, что гнев дворянина обратился против него, а не против господина де ла Рош-Пишемэра. Ему пришлось оправдаться.

- Я вызвал его на поединок, - сказал он, скроив плаксивую физиономию.

- Вы поступили правильно,- объявил господин Лекок-Корбэй.

- А вы, сударь? - спросил Тюрлюпэн.- Как собираетесь вы поступить?

- Я? - с достоинством сказал дворянин, - Я поздравлю вас, если вы его убьете, и тем самым восстановите честь Его Величества короля.

- Пощадите его, сударь, пощадите его! - крикнул с другой стороны стола граф фон Мемпельгард, которого вино расположило к миролюбию и кротости. -У него есть мать. Простите его, чтобы и вам когда-нибудь простились грехи.

Мрачные мысли овладели Тюрлюпэном. Не удалась и эта попытка. Один из этих дворян произносил евангельские изречения, а другой, только что говоривший так воинственно и дерзко, тоже не был расположен вместо него сразиться с господином де ла Рош-Пишемэром. Но ведь за столом сидел еще третий дворянин, на лице у него было не меньше дюжины шрамов, и на него Тюрлюпэн возложил свою последнюю надежду.

Он обошел на изрядном расстоянии спящего пса и сбоку подошел к графу де Кай и де Ругону.

- Сударь! - заговорил он, весьма осторожно выбирая слова. - Не разрешите ли вы мне побеседовать с вами наедине?

Граф де Кай и де Ругон вскочил с места, зазвенев шпорами. Он был мал ростом, на голову ниже Тюрлюпэна.

Увидев перед собою незнакомого дворянина, он поклонился весьма церемонным образом и снял шляпу.

- Не знаю, имел ли я честь быть представленным вам, - сказал он. - Я Жан-Дагобер де Кай и де Ругон, капитан королевского Наваррского полка.

Он приумолк в ожидании, что теперь Тюрлюпэн назовет ему свое имя, но тот не говорил ни слова, смущенно и беспомощно глядя на обшитый деревом потолок залы.

- А ваше имя, сударь? - спросил капитан.

Тюрлюпэн провел рукою по лбу и парику. Лицо его выражало страдание, беспомощность и ожесточение. Он совершенно забыл аристократическое имя, которое носил в этом доме. С потолка взгляд его скользнул на венецианское стенное зеркало, в котором он увидел широкое красное лицо господина Лекок-Корбэя, на серебряные жирандоли, в которых горели восковые свечи, на бутылки и стаканы, на плюмаж шляпы графа фон Мемпельгарда и на кружева, украшавшие пурпурно-алые панталоны графа де Кай и де Ругана. Но собственного имени он вспомнить не мог, и губы его бормотали что-то невнятное.

- Я прошу прощения,- сказал капитан очень спокойно и вежливо, - я не расслышал вашего имени.

- Прощено, - сказал Тюрлюпэн с величественным жестом, - прощено и предано забвению.

- Я назвал вам свое имя и желаю узнать ваше,-воскликнул капитан раздраженным голосом. - Говорите или мне придется силою принудить вас к вежливости, которую вы отказываетесь обнаружить добровольно.

Он схватился за эфес своей шпаги. Тюрлюпэн, к ужасу своему, убедился, что теперь ему вместо одной дуэли предстоят две.

- Проклятье! - воскликнул он. - В этом виновато только вино. Нужно же мне было столько его вылакать! Поверите ли, я не могу вспомнить, как меня зовут. Уверяю вас, я позабыл свое имя. У меня в голове все пошло кругом. Если вы меня теперь спросите, где я нахожусь и в Париже ли я, то я вам и на это не отвечу.