Парикмахер Тюрлюпэн

- Шарлатаны, сочинители памфлетов, стихоплеты, уличные музыканты, сказал он, - все парижские бездельники и ничтожные людишки назначили друг другу свидание на этот день. Они называют его "большой игрой в волан", никто не знает почему, не знают этого они сами. Честные граждане к этому сборищу непричастны.

В этот миг из мглы выплыл Тюрлюпэн и оттолкнул в сторону одного из лакеев, чтобы поглядеть, что тут происходит. Увидев раненого, заметив множество складок на землистого цвета лице, он узнал в умирающем писца, которого тщетно разыскивал на берегу реки, узнал своего друга, на совет и помощь которого возлагал все свои надежды.

Он наклонился над боровшимся со смертью и не шевелился.

- Берегитесь, господин де Жослэн! - предостерег его герцог де Лаван. Не подходите к нему так близко. Круазо коварен. Испуская дух, он еще может вонзить вам в горло кинжал.

Умирающий попытался подняться, но опять со стоном упал.

- Господин де Жослэн погиб, - воскликнул он из последних сил. Господин де Жослэн лежит на дне реки.

Некоторое время стояла тишина, слышны были только шуршание тростника и плеск воды, бившейся о лодку. Потом герцог воскликнул своим звонким, юношеским голосом:

- Он бредит. Хвала Творцу, господин де Жослэн жив и находится здесь, рядом со мною!

Умирающий не говорил больше ни слова. Оба друга подняли его и понесли вниз, в лодку. Господа дворяне молча отправились в обратный путь.

Наверху, на галерее дворца, где их поджидали лакеи с восковыми свечами, чтобы проводить каждого гостя в отведенную для него комнату, господин де ла Рош-Пишемэр обратился к герцогу де Лавану:

- Как странно,- заметил он, - что Круазо сказал, будто господин де Жослэн погиб. Как пришло ему это в голову?

И он поглядел испытующе и пристально на смертельно бледное лицо Тюрлюпэна.

Глава XIX

Когда Тюрлюпэн поздно утром проснулся, взгляд его искал стенного ковра вдовы Сабо, на котором в блеклых тонах изображена была царица Юдифь. Но увидел он странных зверей, вооруженных людей и нагую женщину, волшебницу Цирцею, сидевшую в просторной зале за прялкою, посреди львов и волков, которые любовно ласкались к ней. На пороге ее дома стоял Эврилох, друг Одиссея, со своими спутниками в медных латах, и на все это струились красновато-золотистые лучи нарисованного солнца.

Но больше всего сбил его с толку парик, который лежал на столе черного дерева, отделанном черепахою, малахитом и ляпис-лазурью. Ночью он кинулся в постель одетый, но положил на стол непривычный для него и неудобный парик. Теперь же, со сна, он не понимал, каким образом парик из его мастерской попал в его спальню, и это необъяснимое, противоречившее всему жизненному укладу явление остановило на себе его первые мысли.

Затем он заметил вдруг шпагу у себя на боку, увидел упавшую на пол шляпу с плюмажем, и ему припомнились происшествия минувшей ночи. А вместе с ними всплыл в его памяти сон, только что угнетавший его и терзавший.

Снилось ему, что он, первородный сын герцогского дома Лаванов, гуляет по улицам города, разодетый пышно и богато, в шляпе с пером и со шпагой, а вдали стоит его несчастный младший брат с мулом и колокольчиком, и он слышит плаксивые возгласы: "Шляпы с перьями! Кто покупает шляпы с перьями?" - и он, Тюрлюпэн, гордо шествует вперед, простой народ подобострастно перед ним расступается, скачущие мимо всадники кланяются ему, красивые дамы машут платочками из вызолоченных карет. Но вдруг он слышит голос - голос маленькой Николь:

"Тюрлюпэн! - кричит она.- Ведь это наш господин Тюрлюпэн, в шляпе с пером и при шпаге! Поторопитесь, бегите, господин Тюрлюпэн, вас уже ждут!".

Исчезли всадники, исчезли вызолоченные кареты, и раболепная толпа, и шляпа с плюмажем, и шпага, Тюрлюпэн стоит в цирюльне, с бритвой в руке, и господин Пижо, красильщик, говорит ему, хмуря брови:

"А, вы поразвлечься не прочь - беседуете, болтаете, прогуливаетесь, а парик-то мой что же? А?"

* * *

Тюрлюпэн встал и подошел к окну. От дневного света тускнели в его памяти видения ночи. Маленькая Николь, цирюльня, бритвы, парик господина Пижо, - как это было все далеко! Он перестал быть Тюрлюпэном. Никто не знает его тайны. Писец, превративший его в господина де Жослэна, не может его больше выдать, у него навеки замкнулись уста.

Только боязнь дуэли, предстоявшей ему с господином де ла Рош-Пишемэром, еще тяготила его душу. Некоторое время он стоял у окна, полный мрачных мыслей, но потом и эта забота покинула его,

- Герцогиня! Моя высокорожденная мать! Ах, как я сразу об этом не подумал! - сказал он, просияв лицом.-Я ведь еще не говорил с нею. Я к ней сейчас пойду, я ей все скажу, и она мне поможет. Она не допустит, чтобы этот негодяй проткнул меня своею шпагой.

Какой-то шорох заставил его встрепенуться. На пороге открытой двери стояла, вся одетая в белое, горничная, посланная прислуживать ему. Она спросила:

- Что прикажете подать к завтраку, ваша милость?

Тюрлюпэн почувствовал голод и охотнее всего поел бы хлеба с мягким сыром, потому что так он завтракал в праздничные дни. Но он знал, к чему обязывает его высокое положение.