Париж на три часа

— Хорошо, — сдержанно согласился Мале. — Вы, комиссар, читайте заново… Ну, теперь-то вы поняли, майор?

— Не понял! И, видать, никогда не пойму. Бутри, быстро входя в роль полицейского, схватил коменданта за редкие пряди волос, торчавшие из-под колпака:

— Проснулись, черт бы вас драл?

— Еще бы не проснуться, молодой человек…

— Тогда убедитесь своими глазами. Читайте сами! Де Бюгонь сам прочел указ сената, изготовленный в глубоком подполье филадельфов, колупнул пальцем поддельные печати.

— Ну? — настаивал Бутри. — Поверили?

— Нет.

— Вы что — неграмотный?

— Вот потому-то, что родители (вечная им память!) научили меня читать, я ничего и не понимаю…

— Объясняйтесь быстрее.

— Ваш указ фальшивый! — честно, даже не мигнув, заявил де Бюгонь. — Бумаги подобного рода скрепляются рукою министра полиции, а… Где же здесь подпись хотя бы префекта Паскье?

— Что за глупая формальность? — вмешался Мале. — Подписи Паскье вы не видите, но меня-то вы хорошо видите?

— Вас, да, вижу…

— Так какую же еще фурию вам надобно?

— Простите, генерал. Но, разбуди меня сегодня сама фурия, я бы удивился меньше, нежели увидев здесь вас, ибо никакая фурия не стала бы хлопотать об освобождении генералов Лагори и Гидаля. Потому сейчас я потребую от вас одного…

— Ну! Скорее, — торопили его.

— Скоро не получится. Я вынужден отправить посыльного на набережную Малакке, чтобы этот указ подтвердил сам министр.

Миг раздумья, и спальня наполнилась хохотом Мале:

— Вот задача, ха-ха! Сразу видно, что он только что проснулся… Какой министр? Да ведь герцог Ровиго уже объявлен сенатом вне закона, почему и подпись его не имеет значения. Наконец во Франции нет уже герцогов. Все французы с гордостью именуют себя свободными гражданами республики…

Мишо де Бюгонь был смелым человеком, но и он стал мелко дрожать под своим одеялом. Мале подал ему панталоны:

— Мы отвернемся, щадя вашу стыдливость. Одевайтесь, майор, поскорее. Сразу начнем открывать замки камер!

* * *

Первым делом он освободил корсиканца:

— Боккеямпе, выходи! Наступил час, когда ты сможешь отомстить за свое поруганное отечество…

Гидаль с вечера крепко подвыпил. Накануне Савари-Ровиго объявил, что в Марселе его ждут не дождутся инквизиторы трибунала. А потому, услышав лязг дверных запоров, рубака решил не сдаваться без драки. Фитиль ночника он сразу задул, и в темной и тесной камере началась страшная потасовка.

— Мой сатана сильнее вашего! — орал Гидаль, выкручиваясь из дружеских объятий. — Можете стрелять в меня, только бы все это кончилось! Плевал я на всех императоров…

— Опомнись, Гидаль, — говорил Мале. — Какой император? Его давно нет, а плюешься в меня… Хлебни вина и выслушай, — успокоил он друга. — Тебе командовать гвардией сената…

Два стражника уже вывели из камеры заспанного генерала Лагори, который держал в руках свои пожитки.

— Это ты, Мале? Чего будишь людей так рано?

— На том свете выспишься… Иди ближе, слушай: тебе предстоит сразу арестовать герцога Ровиго, ведь ты назначен на его пост — министром полиции.

— Я министр… вот как? — малость оторопел Лагори. — Вот поеду и наведу порядок. Теперь-то полиция не станет хватать людей прямо на улице… Где брать герцога Ровиго?

— В его же отеле на улице Святых Отцов. Поторопись, да прихвати с собою капитана Пиккереля с его солдатами. Лагори показал на свой узел с вещами:

— Не знаю, куда деть все это?

— А что у тебя там?

— Да всякое барахло бездомного солдата.

— Бросай все к дьяволу!

— Ладно. Я поехал.

— Торопись, торопись, — горячил друга Мале.

* * *

Вот она, улица Святых Отцов… В окнах кабинета герцога Ровиго всю ночь не угасал свет. Министр полиции торопливо дописывал очередное послание к Наполеону, чтобы утром оно с курьером уже полетело в глухие просторы России… Герцог писал размашисто и скоро, отбрасывая со лба косую челку; от его вещей и одежды сильно пахло мускусными духами. В кабинете с вечера было жарко натоплено, теперь между лопаток министра полиции выступал едучий пот, пропитавший его сорочку.

Донесение было обычным — в империи все спокойно! Закончив составление рапортов, герцог Ровиго откинулся в глубину кресла и, полузакрыв глаза, прослушал мелодию старинного менуэта, исполненного часами-курантами. Напряженная трудовая ночь была на исходе… Он встал и, собрав бумаги, вызвал секретаря.

— Все это можно отправлять с первым курьером, — наказал он. — Я чертовски утомлен и потому прошу передать моей жене, чтобы утром она воздержалась от посещения меня.

Секретарь сортировал бумаги. В неостывшие сургучные печати на пакетах он вставлял голубиные перья — как требование повышенной скорости, чтобы курьеров нигде не задерживали.

— Ваша светлость, не прикажете ли разбудить вас в том случае, если возникнет какое-либо неотложное дело?

— Я не вижу никаких причин для возникновения подобных дел, — ответил министр. — Сейчас лишь один пожар способен разбудить меня, настолько я устал сегодня… Идите, дружок!