Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

В дни королевских празднеств происходила весьма оригинальная церемония – «большой стол», то есть трапеза короля в присутствии избранной публики. Первую такую трапезу Людовик XVIII устроил после возвращения из Англии в первый же вечер своего пребывания на французской земле, 24 апреля 1814 года, в Кале. Эта акция символизировала определенную концепцию власти: особа короля – центр, средоточие всего королевства. Кроме того, церемония подчеркивала верность короля этикету дореволюционного Старого порядка. В продолжение своего царствования Людовик XVIII устраивал «большой стол» два раза в год: 1 января и в день своих именин 25 августа, а Карл X – только один раз, в день собственных именин 4 ноября.

В 1825 году в день тезоименитства Карла X общее число парижан, присутствовавших на церемонии, достигло шести тысяч. Гости первой категории, получившие пригласительные билеты, вспоминает герцогиня де Майе, имели право оставаться в зале в продолжение всей королевской трапезы. Гостям же второй категории, не имевшим таких билетов, позволялось только войти в галерею Дианы (где происходила церемония) и, медленно проследовав вдоль королевского стола по возвышению за балюстрадой, выйти с другой стороны галереи.

«Большой стол» 1825 года, описание которого оставил А.И. Тургенев, длился час с четвертью, а королевский обед 1827 года, на котором присутствовал Фенимор Купер, – полтора часа. Карл X вовсе не был чревоугодником, но в этих случаях ел больше обычного, чтобы растянуть трапезу и дать всем приглашенным возможность взглянуть на него. Желающих попасть на подобную церемонию всегда было много; в 1829 году правительственная газета «Монитёр» 1 ноября (за три дня до королевского обеда) извещала, что пригласительные билеты закончились.

А.И. Тургенев в своем дневнике описал церемонию весьма подробно: «В 4 часа явились мы во дворец pour le grand couvert, en gradins [по случаю большого стола, на ступени амфитеатра] по лестнице, ведущей к покоям du premier gentilhomme de la chambre du Roi [обер-камер-юнкера] герцога д’Омона, но двери были еще заперты, и я с своими решился войти в его прихожую и дожидаться отворения дверей. … В 4 1/2 нас впустили в залу. Дамы стали на gradins [ступени амфитеатра], мы на другой стороне, но на выгоднейшем месте. Мое было лучшее из всех, ибо я приехал ранее других. Скоро собралась публика, и поставили табуреты для герцогинь

. Придворная челядь суетилась вокруг нас; поставили четыре прибора на столе: один – особо, для короля; два на одной стороне для дофина и супруги его и один на противуположной стороне для герцогини Берри. В 6 часов пришел король, с свитой его, в которой был и архиерей (кардинал), стоявший также с другими за стулом его. Зала узкая и еще уменьшена перилами для проходящей публики и оркестром, с одной стороны, для музыки и ступенями – с другой, для дам. Я был ближе всех к королю … Он кушал с аппетитом и мало говорил с тремя членами своей фамилии, обращаясь довольно часто к стоявшим за ним придворным. Мимо его проходили за перилами зрители, не останавливаясь. … Он уже кончил обед свой, но заметив, что публика еще не вся его видела, остался, пока все успели пройти, и потом встал – и ушел с небольшою свитою во внутренние апартаменты. Хоры певчих, весьма посредственных, и музыка инструментальная, гремели во весь стол, кончили национальною песнею “Vive Henry Quatre” [Да здравствует Генрих IV], и король, казалось, подтягивал и бил в такт музыке. Всякий раз, когда он хотел пить, кравчий требовал вслух питье, которое, по древнему обыкновению, должен le sommelier [виночерпий], отведав, подносить королю… Ни зала, ни двор, ни музыка – ничто не может равняться с великолепием нашего двора. Это заметили другие – и я также».

Королевский «большой стол» был задуман прежде всего как зрелище для публики. Гости обеих категорий (и те, кто оставался на обеде постоянно, и те, кто проходил по галерее из одних дверей в другие) неотрывно смотрели на короля. По выражению Купера, они напоминали «подсолнухи, повернутые к королевскому солнцу»: даже приближаясь к выходу, зрители старались не сводить глаз с героя церемонии – шли они вперед, а смотрели назад, на короля и королевскую фамилию, а те, в свою очередь, рассматривали гостей, так что и для них обед на публике тоже оказывался любопытным зрелищем. Легкомысленная герцогиня Беррийская даже разглядывала их в театральный бинокль. Впрочем, больше ни ей, ни другим членам королевской фамилии заняться все равно было нечем: разговаривать они не могли, поскольку сидели слишком далеко друг от друга, к тому же голоса заглушал оркестр, игравший без умолку в течение всего обеда.