С этим суждением вполне согласен В.М. Строев, который в конце 1830-х годов наблюдал в Париже следующую картину: «Куда ни погляди, везде женщины: в магазинах, в винных погребах, в трактирах. В театрах они отворяют ложи, берегут плащи, раздают афиши и берут на водку. Они метут улицы, заменяют дворников, даже зажигают фонари на улицах. Когда я увидал в первый раз фонарщицу, в чепчике, фартуке, с длинною светильнею, я остановился и так долго и пристально смотрел на этого невиданного у нас будочника, что она сказала мне довольно неучтиво: passe ton chemin [ступай своей дорогой]. В Париже везде видишь женщин: они ведут счеты и бухгалтерию в конторах и магазинах, несут всю тяжесть первоначального воспитания, служат вместо купцов и продавцов, управляют домами, принимая их на откуп. Многие легкие ремесла, на которые мы тратим дюжих, способных работников, в Париже предоставлены женщинам. Они торгуют на рынках и садках, где у нас заняты мужчины; они зажигают уличные фонари, отворяют в театрах ложи, вместо наших молодых капельдинеров; продают и разносят журналы, вместо наших дюжих разносчиков; метут улицы, чистят тротуары, смотрят за домами в качестве привратниц, вместо наших дворников; служат в трактирах и кофейнях за наших неуклюжих, неловких слуг. … Париж уделил женщинам легкие ремесла, а мужчинам оставил тяжелую или головоломную работу. Таким умным примером мог бы воспользоваться и Петербург; но где у нас женщины, знающие бухгалтерию, или способные управлять домом, ведаться с полициею и судами?»
На американского путешественника Джорджа Репелджа, посетившего Париж в 1829 году, произвели сильнейшее впечатление женщины, работающие на бойне. Жена привратника бестрепетно служила ему «экскурсоводом» и демонстрировала все этапы умерщвления и разделки скота. Особенно же поразила воображение американца «прекрасно одетая молодая женщина, в новых башмачках из желтого сафьяна, белоснежных чулках и элегантном платье, которая тут же на бойне с самым безмятежным видом взвешивала на весах сало».
На границе между «порядочными женщинами» и женщинами легкого поведения располагался специфически парижский женский тип – гризетка. Слово это возникло еще в середине XVIII века как производное от «grise» («серая»): в платья из дешевой ткани этого цвета одевались молоденькие девушки из простонародья, занимавшиеся шитьем и не отличавшиеся особенной строгостью нравов. Впрочем, как уточняет Эрнест Депре в очерке из сборника «Париж, или Книга ста и одного автора» (1832), гризетка вовсе не обязательно одета в серое; летом платья у нее розовые, зимой – синие. Гризетки с ранней юности зарабатывали себе на хлеб самостоятельно; они жили отдельно от родителей и не подвергались их строгому контролю (в отличие от девушек из буржуазных семей, не говоря уже о знатных барышнях). Обычно они быстро находили себе возлюбленного или покровителя, а замуж выходили много позже, накопив достаточно денег. Гризетки существовали в Париже давно, но именно в первой трети XІX века их начали воспринимать как особый женский тип, симпатичный и трогательный.
Гризетка. Худ. П. Гаварни, 1839
Наш соотечественник В.М. Строев, посвятивший парижской гризетке несколько проницательных страниц, приводит собственный перевод определения гризетки из французского словаря – «молодая нестрогая швея»; далее он пишет: «Так называют швей, учениц в магазинах, золотошвеек, вообще всех молодых девушек, которые живут ручною работою. Гризетка всегда бежит за делом, но заглядывает в каждое магазинное окно, на чепчики, шляпки и платья; от мужчин отпрыгивает, как серна; перебегает от них на другую сторону, но вообще любит разговоры и объяснения. Она всегда одета просто, сквозь легкий чепчик видна прелестная черная коса; коротенькое темное платье прикрыто чистым передником; тоненькая косыночка едва закрывает мраморные плечи. Гризетки являются на улицах, возвращаясь домой с работы, вечером, а… la nuit tous les chats sont gris [ночью все кошки серы]; все гризетки хороши, потому что свежи, молоды, румяны, смотрят лукаво. Они не выходят замуж; такой уж между ними обычай; выбирают друга и остаются ему верными, пока он их не бросит. Гризетка в двадцать лет начинает думать о будущем и переходит в категорию модистки, если скопила довольно денег на первое обзаведение, или в femme galante, если красота обещает ей продолжительные успехи и победы над мужчинами. Старых гризеток нет; с мыслию о гризетке соединено понятие о молодости, свежести, силе; нет также и дурных гризеток, потому что дурную гризетку просто называют девчонкой».