За окном заиграла новогодняя музыка: грянул хор балалаек, и высоким голосом, ухая и подвизгивая, баба запела частушки. В ее пение вмешивались слабые крики «Конституция!» и призывы жандармского полковника: «Просьба покинуть площадь! Не задерживаемся, проходим в метро!».
Луцкий усмехнулся:
— Мы тоже требовали Конституции. Солдатам сказали, что это имя жены Великого Князя Константина, чтобы они кричали ее имя, «хотим Константина и Конституции!». Надо вам тоже какую-то женщину найти.
Молодой задумался:
— А мы скажем, что Конституция — это имя новой собаки Путина.
— Калигула тоже коня в сенат сажал, — сказал Луцкий. — Все уже было.
Экипаж заскрежетал рычагами, дернулся и поехал. Разухабистая музыка и крики митингующих стали тише, доносились только обрывки увещеваний полковника: «Граждане… не мешаем… проходим в метро...». За окном проплыли заснеженные деревья Страстного бульвара, над которыми горланили вороны. Вечерело, снег прекратился, появилось бирюзовое небо и розовые облака. Экипаж свернул направо на Петровку, в решетчатом окошке показались краснокирпичные стены Высоко-Петровского монастыря.
— Прав Чаадаев, — шептал про себя Луцкий, — время остановилось, страна, где все меняется каждый год и ничего не меняется столетиями.
— Не грусти, отец, — молодой достал фляжку с коньяком, — новый год встретим в СИЗО, а там и суд, и по этапу до Читы. Статья 318, нападение на сотрудника при исполнении, часть первая, без опасности для жизни, до пяти лет. Да тебе не привыкать. Ну, с наступающим!
— С наступающим, — сказал Луцкий и глотнул коньяк. Автозак, гудя мотором, ехал по вечному маршруту русской истории.