Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

В момент завязки этой истории, если «завязка» — правильное слово, я чувствовал, что я, насколько помню, был в наилучшей форме и в ус себе не дул. Приятно расслабившись после тридцати шести лунок гольфа и обеда в «Трутнях», я лежал на любимом вустеровском диване с кроссвордом из «Дейли Телеграф», когда раздался телефонный звонок. Было слышно, как Дживс взял трубку в прихожей. Вскоре он возник передо мной.

— Это миссис Траверс, сэр.

— Тетя Далия? Чего она хочет?

— Она не поставила меня в известность, сэр. Но по-видимому, ей крайне желательно вступить в непосредственный контакт с вами.

— То есть она хочет поговорить со мной?

— Именно так, сэр.

Теперь даже как-то странновато, что предчувствие нависшей беды не охватило меня, когда я шел к телефону. Никаких таких мистических способностей — в этом моя беда. Не подозревая, в какую переделку вскоре попаду, я был только рад случаю перекинуться словечком-другим с сестрой своего покойного отца. Как всем известно, это моя любимая и достойная тетушка в отличие от тети Агаты — настоящего вурдалака в юбке. Так уж получилось — то одно, то другое, — что нам уже довольно долго не доводилось поболтать вволю.

— Хэй-хо, почтенная прародительница! — приветствовал я тетю.

— Здорово, юное проклятие рода! — ответила она в своей сердечной манере. — Ты вполне трезв?

— Как стеклышко.

— Тогда слушай внимательно. Я сейчас в Нижнем Маршеме, это такая деревушка в Хэмпшире. Гощу здесь в усадьбе Маршем-Мэнор у Корнелии Фодергилл, романистки. Слыхал о такой?

— Только краем уха. В моем списке для чтения ее нет.

— Это потому, что ты мужчина. Она поставляет розовую водичку на потребу женскому полу.

— А-а, ясно, как жена Бинго Литтла, для вас — Рози М. Бэнкс.

— Ну да, в этом роде, но только еще душещипательней. Рози М. Бэнкс — та просто щиплет сердечные струны, а Корнелия Фодергилл хватает их двумя руками и завязывает в узел. Я пытаюсь договориться, чтобы печатать в «Будуаре» ее новый роман с продолжениями.

Я уловил суть дела. Теперь, правда, она его уже продала, но в то время, что я описываю, моя тетя еще была владельцем, то бишь владелицей, еженедельника для слабоумных дамочек под названием «Будуар элегантной дамы». Однажды я даже написал туда статью — или «дал материал», как говорим мы, старые писаки, — под названием «Что носит хорошо одетый мужчина». Как и все еженедельники, он постоянно находился, что называется, «на краю пропасти», и понятно, что животворная инъекция в виде романа с продолжениями от специалистки по розовой водичке оказалась бы весьма кстати.

— Ну и как, успешно? — поинтересовался я.

— Пока не очень. Все какие-то проволочки.

— Про что?

— …волочки, тупица!

— Она что, отвечает вам «nolle prosequi», как выражается Дживс?

— Не совсем. Она не закрывает двери для мирного урегулирования. Я же говорю — у нее тактика… этих самых… про…

— …волочек?

— Вот-вот. Она не говорит «нет», но не говорит и «да». А Том опять, как назло, строит из себя скупого рыцаря.

Имелся в виду мой дядя Томас Портарлингтон Траверс, который оплачивал счета этого, как он выражался, «Пеньюара мадам». Он богат, словно креозот — так, кажется, принято говорить, — но, подобно большинству наших состоятельных сограждан, терпеть не может раскошеливаться. Послушали бы вы, как он выражается по поводу подоходного и прогрессивного налогов.

— Он не разрешает мне дать ей больше пяти сотен фунтов, а она хочет восемь.

— Это похоже на тупик…

— Так было до сегодняшнего утра.

— И что же случилось утром?

— Кажется, обозначился просвет. У меня впечатление, что она готова уступить. Еще один толчок — и вопрос будет решен. Ты как, все еще трезв?

— Да.

— Так продержись еще до понедельника. А сейчас приезжай сюда.

— Кто, я?

— Ты, собственной персоной.

— Но зачем?

— Поможешь мне ее уломать. Употребишь все свое обаяние…

— У меня его не так уж и много.

— Ну так обойдись тем, что имеешь. Попробуй старую добрую лесть. Сыграй на струнах ее души.

Я задумался. Не нравятся мне эти свидания неизвестно с кем. А кроме того, если жизнь меня чему-то и научила, так это тому, что благоразумный человек должен держаться подальше от писателей женского пола. Хотя, конечно, если там намечалась приятная компания…

— А кто там еще будет? В смысле, из молодежи, из блестящего общества?

— Ну, молодым это общество, пожалуй, не назовешь, но блестящим — даже очень. Муж Корнелии, Эверард Фодергилл — художник, и его отец, Эдвард Фодергилл — тоже что-то в этом роде. В общем, не соскучишься. Так что пусть Дживс соберет твои пожитки, и ждем тебя в пятницу. Посиди здесь до конца недели.

— Это что, взаперти с парой художников и слезоточивой писательницей? Невелика радость…

— А тебе и не положено радоваться, — успокоила меня престарелая родственница. — Просто сделай свое дело. Да и, кстати, когда приедешь, я попрошу тебя об одном пустячке.

— Что еще за пустячок?

— Расскажу, когда увидимся. Всего лишь простенькая маленькая услуга любимой тетушке. В твоем вкусе, — сказала она и с веселым «Пока-пока!» повесила трубку.

* * *