— Ладно. Я пригласил вас не за этим. Просто мне полчаса назад об этом сообщили из госполитохраны — они сейчас заканчивают аресты белых заговорщиков, а я давеча генерала Гржимальского внес первым в список — побеседовать и постараться найти платформу для совместной работы.
— Здесь не могло быть ошибки? — спросил полковник. — Генерал Гржимальский всегда был вне политики, он кадровый военный и патриот.
Блюхер стремительно глянул на собеседника, свел брови в одну мохнатую линию, хмыкнул.
— Граждане кадровые военные, — сказал он после паузы, — позвольте мне перейти к главной части нашего разговора. Поскольку вы часто божитесь своей любовью к матушке-России, я хотел бы ознакомить вас с тем ультиматумом, который Япония выдвинула нам в Дайрене. Мы не приняли его. Вот, извольте.
Генерал и полковник жадно прочитали документ и возвратили его Блюхеру.
— Когда мы отказались принять эти позорные для русских условия, против нас по приказу японцев выступили белые во главе с Молчановым. Итак, вопрос на сообразительность: с кем сейчас должен быть русский патриот, любящий «матушку-родину», — с меркуло-молчановцами или с большевиками? Отвечать прошу по принципу «да — нет», всяческая хреновина надоела — спасу нет.
— Позвольте не отвечать на ваш вопрос, ибо Молчанов мой боевой друг, я с ним вместе мерз в окопах.
— Хотите быть чистеньким, генерал?
— По отношению к другу я обязан быть чистым.
— А по отношению к родине?
Молчание.
— Хорошо. Можете не отвечать. Благодарю вас за то, что нашли время прийти. Всего хорошего.
Молчание.
— Я вас больше не держу. Вы вольны уходить.
Но генерал не уходил. Он поглаживал костлявые колени худыми, длинными пальцами, смотрел мимо Блюхера в стену, на оперативную карту, изрезанную острыми синими стрелами.
— Ну а вы, полковник? — спросил Блюхер. — Если согласны помочь нам, то завтра же получите назначение в оперативный отдел штаба Восточного фронта.
— Я не могу преступить грань. Большинство моих друзей находится в рядах тех, кто против вас. Я — ни за них, ни против вас. Я за родину, простите великодушно за драматизм ответа.
— Понятно. Всего хорошего. Вы свободны.
Генерал и полковник вышли из кабинета. В приемной возле адъютанта стояли три человека в кожаных куртках.
— Генерал Табаков?
— Да.
— Полковник Бахнов?
— Совершенно верно.
— Следуйте за нами, вы арестованы.
Полковник скривил губы в презрении:
— Боже, какую комедию разыгрывал этот мальчик!
В десять вечера Блюхера снова вызвали к радистам на связь с Хабаровском.