Паровоз из Гонконга

- Кончилось? - юмористически переспросил Ростик. - Ну, если это так важно, то кончилось тем, что т-щ Букреев супруга вашего матом покрыть изволил... в знак прощения, согласно старинному народному обряду. Теперь на собраниях вволюшку посклоняют: "Феномен Тюриных, случай с Тюриными, тюринщина как таковая..." Новичкам вас будут показывать: "Вот, мол, и есть те самые Тюрины". И так года два... пока не забудется.

Должно быть, на лице Андрея отразилось смятение, потому что Ростислав Ильич, мельком взглянув на него, резко себя оборвал.

- Ну-с, друзья мои, прошу прощения, вам домой, а я загляну в сей храм разврата. Жена кольцо с опальчиком заказала, а лучше не одно: на каждый пальчик - свой опальчик. Как славно, что наши женщины не ходят босиком...

- Погодите, Ростислав Ильич! - взмолилась Людмила. - Что-то я вас так и не поняла. На чем все-таки порешили?

- Да ни на чем! - с досадой ответил Ростик. - Что вы, ей-богу... Это ж острастка, театр. Ну, сделали строгое предупреждение, через два года заведутся другие грешки. Желательно, конечно, совершить какой-нибудь подвиг... Советую Ивану спасти утопающего. Роль утопающего могу сыграть я, оплата по договоренности - долларами, разумеется.

- Не понимаю... - пробормотала Людмила. - Так нас... не выселяют в двадцать четыре часа?

- Мама, уймись! - сказал Андрей. - Ну, пожалуйста! А Ростислав Ильич засмеялся.

- В двадцать четыре? Это что же, спецсамолет для вас запрашивать? Ну, уж дудки. Высылка, дети мои, - это слишком большая честь и большая роскошь, вы этого не заслужили. Но впредь оказываться в неположенном месте с неположенными людьми - не советую. Соблюдайте достоинство советского человека.

- Да что вы! - истово воскликнула Людмила. - Да мы... Да я... Да никогда больше!

Ростислав Ильич посмотрел на нее с печальной улыбкой.

- О господи! - проговорил он.

И, повернувшись на высоких каблуках, пошел прочь - маленький кучерявый несчастный альбинос.

Мама Люда долго глядела ему вслед.

-Ну, Аниканова! -сказала она, сжав кулачки. - Ну, Валентина! Психопатка проклятая...

- Пошли, мама, будет тебе, - сказал Андрей и потянул ее за рукав. - Я ж говорил? Говорил. А ты меня не слушала. Хорошо, что все уладилось.

Но ничего не уладилось: расплата была еще впереди. Поднявшись на третий этаж "Эльдорадо", Тюрины увидели дверь своего номера распахнутой. Иван Петрович лежал на постели, странно подвернув руку.

Ну вот, пожалуйста, спит, как младенец, - нарочито бодрым голосом проговорил Андрей, стоя на пороге предбанника, однако ноги у него, как тогда в самолете, сразу ослабли, и пятки защекотало пустотой раскрывающейся под ним бездны.

- Ванюшка! - вскрикнула мама Люда и, бросившись к постели, схватила мужа за плечи.

Отец не двигался.

- Это папа так играет, - уверенно сказала Настасья. - Лежит, а потом -ам!..

Уткнувшись лицом в обслюнявленное покрывало, отец что-то невнятно пробормотал, рот у него был скошен, открывался желтый полустертый клычок, глаз тоже скошен и тускл, как алюминиевый.

- Ты что, выпил? - наклонившись к его лицу, спросила мама Люда.

Но Иван Петрович был трезв. Когда жена и сын с большим трудом перевернули его на спину, увидели искаженное темно-багровое лицо с полузакрытым левым глазом: рот приоткрыт, язык едва шевелится, как будто распухший...

- Ванюшка! - закричала мама Люда.

- Ну, что ты шумишь? - одернул ее Андрей, сам смертельно напуганный.

- Перенервничал человек, спокойствие нужно и тишина.

А кто-то другой, живущий у него в груди, вдруг громко и трезво сказал: "Ну, вот и решилось. Вот и решилось".

23

Ровно через пять дней, в субботу, Андрей сидел на складном брезентовом стульчике в малом холле квартиры Матвеева и сосредоточенно ощупывал свою голову. Странно было делать это, запуская большие пальцы под надбровные дуги: такой маленький костяной шар, обтянутый мохнатой кожей, - и это все, это - весь ты, остальное лишь фурнитура. Вчерашние горести, сегодняшние хлопоты, завтрашние заботы, все, что известно о тебе лишь тебе, от Эндрю Флейма в черной беретке до ослепительной бандитки в кожаном комбинезоне, от огненно-красной палатки на луговине у Ченцов до пряничного терема спящей вечным сном Кареглазки... вообще все, что тебе известно, включая историю Вселенной от Большого Взрыва до наших дней и географию, экономическую и физическую, Союза и Офира и тех дивных островов, на которых ты никогда не побываешь, - все это заключено в бугристом костяном шарике. Иногда в его темной глубине начинает светать -и ты видишь что-то очень простое, настолько простое, что становится страшно...

Малый холл размещался на черной половине, здесь сейчас были сложены все отощалые тюринские пожитки, и никто сюда, слава богу, не заходил. А в большом горчичном зале гудели голоса, там толпился народ, собралась вся группа Звягина - с женщинами и детьми. Парадная дверь была нараспашку, всяк входил и выходил, когда вздумается, как на свадьбе или на похоронах. Говорили, что должен заехать советник, но уж это кто-то хватил через край: ничего и никому Виктор Маркович не был должен.