Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

Слушание дела проводилось в городе, где находилась компания, а не в земельном центре — Аахене. Это маленький городок, где всех жителей называли «рабочей силой», нанимая их еще в юности. Они с покорностью переходили, как на заклание, из школы на фармацевтическую компанию. В судебном процессе оказались задействованы большие юридические силы, разнесшие в пух и прах неопытных сотрудников местной прокуратуры и экспертов, выступавших со стороны обвинения. Высокооплачиваемые юристы компании провели слушания так, как было возможно исключительно на «своей» территории. При помощи лазейки в конституции федерального правительства удалось отложить судебное разбирательство. Затем компания, зная о том, что родители изуродованных детей не смогут дальше оплачивать судебные издержки, предложила каждой семье небольшое пособие за обещание не обращаться более в суд. Лондонская газета «Санди телеграф», упоминавшая этот процесс, назвала его «опасным эхом невероятной бесчувственности», доставшейся в наследство от нацистских зверств.

…Стивенсон обсуждал это дело с Беатой Кларсфельд. Она считала, что большинство немцев очень быстро подчинились закону. Именно поэтому суды кишели пронацистски настроенными юристами, в совершенстве владевшими тактикой, подобной той, которая использовалась в процессе по талидомиду. Такие юристы позволяли беглым нацистам вернуться домой или же выйти из подполья, вернуть им расположение со стороны общественности и дать законное право занимать государственные посты. Таким образом открывалась дорога для проникновения в общественное сознание идей, которые прежде считались нацистскими и были официально признаны «ложными». Будучи немкой, Беата чувствовала, что ее народ, в силу своей ментальности, склонен подчиняться суждениям, которые звучат в духе закона.

ЕЩЕ ОДИН БОРМАН

В марте 1972 года Стивенсон летел из Нью-Йорка ночным субботним рейсом компании «Avianca» в столицу Колумбии — Боготу. Там из далекого поселения в джунглях вытащили старика. По национальности, возрасту и внешности он соответствовал описанию Мартина Бормана. Этот факт интересовал Стивенсона меньше, чем регулярная доставка в полицию людей, которых назвали Мартинами Борманами. Казалось, Борман обречен материализоваться в разном обличье до конца времен, как демоны и боги, которых люди придумывали с начала человеческой истории, — они появлялись в независимых друг от друга сообществах. Те, кто вновь придумывал Бормана или же действительно верил в то, что видел его, руководствовались не мотивами жажды славы или мщения: они думали, что действительно обнаружили его. Это же произошло и в случае с Йоханном Эрманом — предполагали, что написание имени Бормана могло измениться. У Стивенсона было ощущение, что он пытается ухватить руками ускользающий туман.

Широкие улицы Боготы блестели, омытые моросящим горным дождем. Тут и там под окнами отеля сидели маленькие люди в пончо. Панораму венчал огромный освещенный крест. По утрам туда отправлялась процессия калек целовать алтарь.

Еще не рассвело, когда зазвонил телефон. Это был Эрнандо Ороско из агентства Рейтер. Он, как и все старательные работники, в личной жизни не обращал внимания на ночные часы, хотя «часы» в его голове сообщали ему томное время в любой точке земного шара. В Лондоне читатели воскресных газет уже пили предобеденное пиво, просматривая репортажи о поимке Бормана в колумбийских джунглях. «Возможно, это действительно так, — сказал Ороско. — Я просто подготовил отчет о том, что мне рассказал генерал из полиции безопасности».

Отдел административной службы тайной полиции арестовал старика в индейском поселении на реке, являвшейся частью границы между Колумбией и Эквадором. Деревушка находилась в нескольких днях пути от города Пасто, но в такую погоду требовалась не одна неделя, чтобы добраться туда от столицы. По воздуху расстояние составляло около пятисот километров через высокогорные извилистые долины. В полицейском самолете, отправлявшемся в Пасто на допрос арестованного старика, нашлось место и для Стивенсона.