Читаем Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала полностью

Странность же во мне самом, о которой я выше говорил, заключается в том, что, несмотря на всю развращенность и таковой же узкий взгляд на подавляющее большинство женщин, почти все мои увлечения имели как раз противуположный вид. Как это ни странно, но я постоянно как бы имел два различных влечения к женщинам, и определить, которое из них более действительно, несмотря на самый добросовестный самоанализ, — не мог и не могу. Таким образом, приходится вопреки собственному убеждению разделять любовь на физическую и платоническую. С некоторых пор вопрос этот о взаимном отношении и связи этих двух как бы разнородных чувств стал для меня доминирующим в сфере моей повседневной мозговой работы. Я старался поймать в себе какую-либо связь или общность в этих двух чувствах и положительно не мог!

VII

Размышления о любви физической и платонической. — Пробуждение любовного чувства к юной хористке. — Восхождение на Бештау. — Бал на Минеральных Водах. — Поездка к водопаду Юца. — Счастливые мгновения. — «Музыкальные» воспоминания. — Отъезд возлюбленной. — Последние развлечения на Минеральных Водах

Пятигорск, июль 1907 года.

Осмысливая самым искренним образом отошедший в века род любви, состоящий из серенад, распеваемых с гитарой под балконом, и вздохов, я на деле сам распевал серенады (словесные), вздыхал, мечтал о чем-то (чего, вероятно, и сам не мог бы объяснить) и отнюдь больше ничего не желал, даже больше того: я боялся, чтобы чувство это не приняло другой окраски… Апогеем подобной любви было проявление встречного чувства со стороны данной «ее», причем я никогда не входил в критический разбор ее чувства, а довольствовался подобной платонической взаимностью, и в финале мы расходились каждый по своей дорожке, затем через некоторый промежуток времени (от 1 до 10 месяцев) это изглаживалось из памяти и начиналось подобное же новое…

Ведя, обыкновенно, довольно разгульный образ жизни и близкое знакомство почти со всем demimond’ом 2-го разряда С.-Петербурга, я в периоды «платонических увлечений» все это бросал разом и становился удивительно примерным мальчиком. Таким образом, жизнь моя, с точки зрения отношения к прекрасному полу, велась как бы двумя периодами, причем второй являлся реакцией в отношении первого. Что касается вкуса моего, то в смысле первого периода он на протяжении последних 5–6 лет всячески изменялся, и идеалом являлись в разное время то молоденькие блондинки «в телесах», то сухопарые брюнетки бальзаковского возраста. Подобная изменчивость вкуса, и особая, замеченная мною в себе ее последовательность, судя по объемистому научному исследованию Крафта-Эбинга[68]

, является показателем верха развращенности, включительно до так называемой «половой психопатии». Что же касается вкусов 2-го периода, то они весьма долго держались на одном уровне. Это, по большей части, являлась довольно интересная (но не более) блондинка, приблизительно моих же лет, обязательно начитанная, неглупая и обладающая каким-либо из талантов в сфере театра и музыки.

Будучи от природы довольно брезгливым и хотя <бы> наружно чистоплотным, это входило и в круг моих требований от женщины, и отсутствие подобной черты могло бы изменить даже нарождающееся чувство. Отсутствие же знаний и начитанности при наличии ума побуждали меня всегда к «развиванию» беседами и книгами, что составляло для меня почти всегда добрую половину сути увлечения.

В бытность мою на Кавказе летом 1906 года у меня завязался роман более серьезный и оставивший довольно глубокие впечатления на мою последующую жизнь и целый рой бесспорно лучших воспоминаний своей молодости. Увы, к сожалению, я в 24 года должен по весьма многим причинам считать свою молодость как нечто уже прошедшее, по крайней мере ту молодость, как ее понимает большинство.

Итак, я, как это принято называть, «влюбился».

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное