Партия в преферанс

По сравнению с другими дельцами Славик считал себя просто ангелом. Он знал настоящих ловкачей, которые на старые иконные доски наклеивали сюжеты, вырезанные из каталогов книг, покрывали их лаком, а затем специальными приемами «старили» икону. Однажды его самого нагрели таким образом. Потом с трудом сбыл «старинную» икону новому русскому, который корчил из себя знатока. Иностранца ввести в заблуждение труднее, они в этом бизнесе получше многих наших соотечественников понимают.

То, что Колькина икона настоящая, Доронькин почуял сразу. Даже по сложности сюжета и миниатюрности письма можно было определить, что это стоящая «доска», хороших денег стоит. Век восемнадцатый («восемнашка», как говорили торгаши), а может, и старше. Оклад серебряный с позолотой. Не «сильвер» («сильверок»), — он их сам мешками в Измайлово доставлял, — а настоящий серебряный оклад. На языке дельцов «сильвером» называлась икона в окладе, изготовленном по современным технологиям из сплава, имитирующего серебро.

Еще с детства Доронькин помнил, что рассказывала про икону Николая Угодника его родная бабка Варя.

— Маня-то до революции в приюте жила, а как к ней та икона попала, не сказывает.

Еще Славик помнил, что все проходящие через деревню богомольцы обязательно заглядывали к Першиным.

— Иконе поклониться, — завистливо шептала бабка Варя. К ней из странников-богомольцев насильно никого не затащишь.

Очень даже могло оказаться, что Николай являлся обладателем весьма ценной вещи.

Доронькин загрустил.

Сколько хороших «досок» прошло через его руки! Теперь иконный бизнес пошел на спад. На Западе пользовались спросом лишь старинные иконы. За них брик-а-бракаманы (коллекционеры древностей) платили хорошие деньги.

Славик задумался. Хорошее было времечко, когда он и его компаньон Борис Логинов «чесали» забытые Богом русские деревни в средней полосе России.

— На Севере делать нечего, там и без нас все к рукам прибрали, — говорил он. — Эх, было времечко!

Логинов лет десять назад отвалил за рубеж и осел в Нью-Йорке, основав антикварную фирму.

Доронькин, он тогда был новичком в этом деле, не верил, что все получится.

— Не трусь, со мной не пропадешь, — авторитетно говорил Борис, который был руководителем в их маленькой группе. — Все учтено. Мы законов не нарушаем? Не нарушаем. Старухи сами нам свои «доски» понесут, вот посмотришь.

Действовали они по отработанной схеме.

Прежде всего основательно готовились к поездке: доставали через знакомых дефицитные продукты, сельские жители порой и названий-то таких не знали, и вперед.

Приехав в поселок, первым делом выясняли, у кого есть стоящие иконы, и начинали настоящую атаку. Шли по домам и предлагали в обмен на деньги и продукты продать иконы.

Кое-кто, польстившись на дефицит, поддавался на уговоры. В основном, это были те, кому иконы достались по наследству от старух. Висит в углу по привычке, мухами засиженная, понять-разобрать ничего нельзя, скоро в новую квартиру въезжать, там для неё и места не предусмотрено.

С такой публикой особых хлопот не было, Борис и Славик с ней быстро управлялись. Сложнее приходилось с упрямыми бабками, ни за что не желавшим в обмен на мирские блага расставаться со святыми. Но и здесь нащупали верный подход.

Расположившись на главной улице, устраивали в поселке своеобразный магазин.

Первыми их окружали ребятишки и, подталкивая друг друга, пялились на выложенные дефицитные продукты.

— Конфеты, — облизывались пацаны. — Смотри, смотри, а вот печенье, мне мать такое из города на праздник привозила. Вкусное! С шоколадом внутри.

У ребят текли слюнки при виде неслыханной роскоши.

Борис ласково спрашивал:

— Конфет хочешь, а колбаски копченой?

От незнакомых и очень заманчивых запахов ребятня обмирала и страдала.

Расчет «коробейников» был прост. У пацанов, конечно, денег не было, порой их не было в те скудные годы и у их родителей. Побежит мальчишка к своей родной бабушке и начнет клянчить:

— Баб, купи!

А как купить? Этим деятелям не деньги, им иконы нужны. Так и меняли старинного письма намоленные иконы на колбасу, тушенку и конфеты.

Был и ещё один прием.

Приходят к старухе, видят, на божнице икона стоящая, и начинают уговаривать:

— Смотри, лик с младенцем у тебя потемнел, краски облезли, не разобрать ничего.

Бабка, не чуявшая подвоха, кивала головой:

— Не говори, сынок.

— Поновить надо икону-то.

Они так и говорили: поновить, чем сразу располагали к себе богомольных старух.

— Да где же её сейчас поновишь? — пригорюнивалась бабуся. — Деньжищ — то, небось, каких стоит!

— А давай, бабуль, мы вот так сделаем: тебе новую подарим, а эту заберем.

И забирали. Не все, конечно, соглашались, но многие поддавались на уговоры.

Кое-что из приобретенного таким образом сбывалось сразу, кое-что отдавалось на реставрацию, чтобы потом продать подороже. У Бориса был отличный художник, который творил настоящие чудеса. Он же мог частично произвести реставрацию поврежденных временем мест.

Борис в свои дела с художником младшего компаньона не посвящал. Жаловался только, пьет, мол, тот без меры.