Партия в преферанс

Николай терпеть не мог женских слез и всегда связывал их с истериками, которых немало навидался за свою короткую семейную жизнь. Сейчас он с удивлением заметил, что женщины плакать могут по-разному. Веру слезы ничуть не портили, наоборот, её лицо, обычно суровое и неприступное, теперь казалось близким и домашним. Хотелось успокоить, сказать что-то утешительное, но Николай не знал, как это делать. Те женщины, с которыми имел дело, в его утешении не нуждались.

— Устала я очень. Катька как репей. Пила бы молча свою водку, так нет, душу норовит наизнанку вывернуть.

Николай опять лежал на знакомом топчане на веранде и долго не мог уснуть. Среди ночи почувствовал, что по нему кто-то мягко ступает. Дуська, подумал он и провалился в сон.

А утром… Утром его встретила совсем другая Вера. Николай рассказал ей все, что знал: про монеты, про исчезнувшую икону Николая Угодника, про непонятную до конца роль Славика Доронькина в этой истории, про Ленку Мартынову, про Костыля, который ехал с ним в одной электричке, а потом внезапно исчез, про испарившийся неизвестно куда план усадьбы Пимена. Он даже покаялся в том, в чем раньше не признался бы никому.

— Как увидел, что желтый листок пропал из маминого портмоне, такая меня тоска взяла, что не удержался и…

Николай виновато опустил глаза.

— Напился, как последний свинья. Потом тоскливо было, знал, что пить нельзя, но ничего не мог с собой поделать.

Вера слушала очень внимательно.

— Ты уверен, что клад Пимена существует? — холодно спросила она.

— Что? — опешил Николай.

Лишь сейчас он заметил, что Верины глаза смотрят на него отчужденно и даже, кажется, пренебрежительно. Перед ним, поджав губы, сидела незнакомая женщина: собранная, сдержанная, такая, какой увидел её несколько дней назад на вокзале в Гагарине. Только лицо сейчас было строже прежнего, да светло-русые волосы не так туго затянуты в узел.

— Да, уверен.

Она поднялась и, кусая губы, отошла к окну.

Першин почему-то подумал в этот момент, что именно так она ведет себя на уроке: строго, неприступно, равнодушно доказывая нерадивому ученику, что тот лодырь и в очередной раз не выучил урока.

— Там давным-давно нет никакого дома, — глухо сказала Вера. — Он сгорел. Одно время на месте Выселок доярки устроили летнюю стоянку, но потом перенесли её в другое место.

— Почему?

Она замялась.

— Не знаю.

— Ты была там? — спросил Николай.

— Была. В Степаники к двоюродной бабушке ходила, завернула по дороге в Ежовку, то есть туда, где раньше стояла деревня.

Вера молчала, и по её лицу Николай понял, что она не верит в существование этого самого клада.

Першин пожалел, что разоткровенничался перед ней, но отступать было поздно.

— Ты думаешь, что я все придумал? — резко спросил он.

— Не знаю.

Глаза Веры смотрели мимо него, и это раздражало.

— Но монеты были, были, я сам их держал в руках! К чему тогда завещание и план, который у меня украли? Или ты думаешь, что и это я все придумал?!

— Нет, — мягко сказала она, словно разговаривала с ребенком или с нездоровым человеком. — Но с тех пор прошло очень много времени. Ты надеешься на клад Пимена, но, понимаешь…

— Я хочу все проверить, про-ве-рить! — он с ударением произнес последнее слово.

Вера упрямо покачала головой.

— Там ничего нет.

— Почему? Откуда ты знаешь? — Николай почти кричал.

— Я не знаю, но…

— Тогда почему так говоришь?

— Понимаешь, Коля, как бы тебе это сказать… — Она смешалась. — Мой бывший супруг тоже все время хотел разбогатеть. Я на него насмотрелась, пока вместе жили. Чего он только ни делал, в какие авантюры не ввязывался! И что? Ничего не получилось. Не верю я ни в какие клады.

Она в волнении прижала руки к груди.

— Пойми, про пименовскую кубышку многие слыхали. Если там и было что, давно уже сгинуло, или нашел кто. Не хотела говорить… — Она замолкла в нерешительности. — Почему, думаешь, доярки не захотели на Выселках летнюю стоянку оставить?

— Почему? — повторил, как эхо, Николай.

— Место это дурной славой пользуется, вот почему! Не надо тебе туда ходить.

— Что вы все за меня решаете? — не выдержав, заорал Першин. — Это нельзя, то нельзя! У меня спросить надо, понимаешь, у меня! Ты — современная умная женщина, а веришь во всякие приметы, хуже старой бабки.

Вера побледнела.

— Ты… — начала она, но все-таки сдержала себя. — Хорошо, пусть я — как старая бабка, но вспомни, как Тамара Александровна не хотела, чтобы ты занимался поисками этого клада. Сколько она слез пролила, я-то знаю… Не надо было мне тебе звонить, напоминать про этот чертов клад, но я матери своей обещала. Коля, зачем все это заново начинать? Брось, оставь, мне тебя жалко.

Вера шагнула к нему, но Николай отшатнулся.

— Да что вы все… — начал он и махнул рукой.

Лицо Веры сделалось непроницаемым.

— Думаешь, ты один такой умный? — зло сказала она. — Знаешь, поговорка есть такая: ищу клады старые, а ношу портки рваные.

Краска бросилась Николаю в лицо.

— Ну, знаешь ли…

Он выскочил на улицу и, закурив, опустился на ступеньку. К нему тут же подошел непривязанный Малыш и сел рядом, положив смышленую морду на колени.