Василий Васильевич Каменский

Партизаны

Отечественная война

Партизаны

Тьма. Тыл врага.

  Простор неведомый и злой.

Густой смолой

  Плыла струя лесная.

Застыла ночь

  В молчанье гробовом.

Средь тайн,

  Чужих дорог не зная,

Старик бредет

  Упорно, напролом.

Обломит сук –

  Затихнет мертвым пнем,

Совою покричит умело,

  Как будто то сова

Шумит. Тишь сторожит

  Давнишняя душа.

Рука винтовку

  Прижимает смело.

В уме не вяжутся слова.

  Тихонечко дыша,

Бредет он дальше,

  За шагом шаг

Прокладывает путь –

  Прислушивается цепко.

Левою рукой

  То прикрывает грудь,

То сумку

  Поправляет за спиной,

То простирает перед собой

  Раздвинутые пальцы:

Не выколоть бы глаз

  От хвойных ласк.

Авось, да спозарану

  Пригодятся уральскому

Седому партизану,

  Ходившему на Колчака

Аж до сибирской

  Моховой тайги.

Идет и тут. Ни зги.

  Теперь сюда попал,

В далекие долины

  Знакомой Украины,

Куда в германскую войну

  Ходил в пятнадцатом году.

В Карпатах был,

  Видал гуцулов ярких,

Во весь свой пыл

  Горилку с ними пил

И не забыл боев

  С врагами жарких.

А ныне вот приехал к сыну,

  Сталинскому соколу,

Гостить на Украину,

  И вдруг война.

Вся поднялась страна,

  Как поднималася когда-то.

Не вытерпело сердце

  Старого солдата:

Врагам в ответ

  Ввязался дед.

Сын улетел

  Бомбить фашистов,

И, по расчетам деда,

  Еще два сына

Воевали где-то,

  Быть может, тут же,

На украинской земле,

  Но тем фашистам туже

Сыновья – в отца,

  Три верных храбреца,

Один другого краше.

  И сам старик

Могучим был.

  И вот случилось так:

Попал во вражий тыл.

  Злодеи все село сожгли,

А партизаны в лес ушли,

  И с ними дед

Филипп Иванович. Отряд –

  Всех ровно тридцать –

Вожаком гордится.

  Только, думай, – тридцать ли?

Дело не в числе:

  Эти люди рыцари.

В каждом – по семи.

  Это – люди доблестной,

Сталинской семьи.

  Эти люди видели

Широту земли,

  Радугой веселий

Опоясывали жизнь,

  Жили новосельем,

Только знай держись.

  Строили колхозы,

Заводы, города

  И цвели, как розы.

И вот вдруг… беда.

  Родина в тревоге:

Фашисты на дороге,

  Грабят, губят

Светлые года,

  Но дальше так не будет,

Не будет никогда.

  От мала до велика

Народ стоит за честь.

  Гитлерова клика

Испытывает месть,

  И ждет конца кровавое

Отродье палачей.

  А наше дело правое

Восходит горячей,

  На фронте

И по всей стране

  Неисчислимый клад:

Все на

  Отечественной войне:

И стар, и млад,

  И крепость – каждый дом.

И вот из старых сих сейчас

  С большим трудом

Бредет в лесу глухом.

  Ходил взглянуть:

Стоит тут часть

  Фашистских войск,

Проходит путь.

  Дед видел пост

И видел поезд,

  И наблюдал издалека:

Там голубеется река

  И возвышается большой

Железный мост.

  Ах, этот мост!

Мысль обжигала старика:

  «Взорвать!» Он всей душой

Горел упорной местью.

  Взорвать! На это дело

Поднять отряд.

  И с этой гордой вестью,

Весь не свой,

  Спешит домой, в овраг,

Где ждут бойцы.

  Торопится, кричит совой.

Как дома, он в горах

  С привычным лесом.

Однако может

  Встретить враг –

Патруль в засаде.

  Пройти бы легким бесом

Опасные места,

  А там уж в «палисаде»,

Как называл овраг

  Филипп Иваныч.

И неспроста:

  Там, на дне оврага,

Была малина,

  Смородина, калина,

И на коряге

  Высилась коряга.

Под кореньями, в берлогах,

  Партизаны жили,

Чтоб ловчей укрыться.

  Жили ровно тридцать.

А кругом стоял лесище,

  Древорогий,

Мудрый, строгий,

  С сединой висячих мхов,

С хвойной шерстью

  Злых мехов,

Ну, сплошное суковище.

  По ночам сова

Тут свищет;

  Птица жалобно кричит

В лапах хищных;

  Зверь рычит:

Он ищет пищу.

  Ночь молчит. Чернее мгла,

Чтобы спать земля могла.

  Сторожит века лесище.

Кто нарушит сон?

  Ветер, буря иль циклон,

Иль огонь стихийных бед?

  Мягкой поступью подходит

К дому тихий дед.

  Крик совы – а это он.

Спокоен кров.

  Дед скользящей,

Черной тенью лезет в ров,

  В свою берлогу.

Шепчет: «Дома я,

  Ну, слава богу.

Ишь, какая дома тишь.

  Сонно да душисто,

Будто нет фашистов».

  – Эй, Иван Гаврилыч, спишь!

Почиваешь – знаешь

  На сухой траве,

А у меня не мозг,

  Железный мост

Стоит, как зверь,

  В военной голове.

Стратегия не даст уснуть.

  Уж тут не елки,

Липы на ночь.

  Мост… вот в душу врос.

– Ну, расскажи,

  Филипп Иваныч,

Может, отчаливать,

  Итти на полный ход,

Будить народ.

  Где этот мост?

– Нет, погоди, матрос.

  Лес – не море.

Я завтра сам пойду туда

  И все узнаю вскоре,

Прикину все на воле,

  Как да где,

Аль по земле, аль по воде.

  Покурим что ли?

Эх, Гаврилыч, ну и мост…

  – Покурим, Филипп Иваныч,

Давай приказ,

  Особый, для меня.

И оба закурили,

  Тихонечко дымя,

В своей берлоге на двоих,

  Как встретились вначале

И берлогу «штабом» величали.

  Старик прищурил глаз

И, серебря от вспышки бородой

  Вел вдумчивый рассказ

Своих соображений,

  Что видел сам на этот раз

И сообщил о главном –

  О большой мишени.

Не спали ночь богатыри,

  Курили, говорили.

Моряк Гаврилыч

  Лишь вздыхал:

– Ну и мост, ну, чорт его дери.

  И, как бывает

В такой ночной беседе,

  Обо всем шептались

Дружные соседи,

  Как в дороге длинной

Пролетевших лет,

  Жевали сухари с малиной.

Вспоминали яркий

  В жизни след.

И все, чего бы ни касалась

  Их задушевная струна,

На первом месте

  Появлялась во всей красе

Любимая страна.

  Ну, где еще найти

Такую, золотую,

  Вечно молодую

Родину-любовь,

  Чтоб в стариках сверкала

Молодеческая кровь,

  Бушующая воля жизни,

И огненная страсть,

  И рыцарская преданность

Своей отчизне?

  Такую ль дать в обиду

Красавицу-страну!

  Дед вспомнил молодость,

Когда в японскую войну

  Ходил в Манчжурию,

Был в Порт-Артуре.

  Там ранен был,

И, презирая боль руки,